ну так это
уже шутили у нас тута в начале десятых
уже шутили у нас тута в начале десятых
ну так это
уже шутили у нас тута в начале десятых
уже шутили у нас тута в начале десятых
Технически оно мумифицированное, а не гнилое
Гвардеец охраняющий дворец Терры: Заебал этот конченый труп на троне.
Его услышал комиссар и сразу побежал к Кустодецу: Товарищ, Кустодец, там гвардеец такое сказал!
Кустодец: А ну выходите его сюда.
Гвардеец приходит к Кустодецу, и тот его спрашивает: Ты о ком сказал что он труп на троне?
Гвардеец: Кхорн кончено.
Кустодец поворачивается к комиссару: А вы кого имели ввиду?
Его услышал комиссар и сразу побежал к Кустодецу: Товарищ, Кустодец, там гвардеец такое сказал!
Кустодец: А ну выходите его сюда.
Гвардеец приходит к Кустодецу, и тот его спрашивает: Ты о ком сказал что он труп на троне?
Гвардеец: Кхорн кончено.
Кустодец поворачивается к комиссару: А вы кого имели ввиду?
Как бы то ни было иронично, Нургл троллит тонко
Дедушка не толстый! У него просто кость от трупных газов раздувшаяся
Да, точно, кто победит?
Гештальт-объединение могущественных псиоников/генетически спроектированный проект идеального псайкера или концентрат психического мусора живых существ?
Гештальт-объединение могущественных псиоников/генетически спроектированный проект идеального псайкера или концентрат психического мусора живых существ?
Именно, Фабий такими хлесткими рассуждениями даже демонов заставлял отшатнуться. У водоворота из мусора нет свободы воли, нет того что называют произвольным мышлением. Человек обладает способностью мыслить о чем-то и заниматься чем-то не приводящим к биологической успешности, а вот хаос - нет, четверка полностью обусловлена эмоциями, их породившими, и работает только на их воспроизводство и распространение. Поэтому количественно их мышление превосходит человекческое, но качественно они на уровне самого примитивного что в нас есть.
— Защитить? — Фабий взглянул на Мелюзину. Ее блестящие и живые, как ртуть, глаза встретились с его глазами, и он отвернулся первым. — Защитить от чего?
— От себя самого, по большому счету. Ты всегда был сам себе злейшим врагом. Твоя гордыня, твоя одержимость… твое собственное тело пожирает себя. Ты же просто энтропия во плоти. — Фулгрим скользнул к нему. — Враги, что выслеживают тебя, рано или поздно придут за тобой. А не они, так другие. Может быть, Абаддон. И Эреб, конечно. В конце концов ты наскучишь богам, Фабий, и они отправят своих рабов убить тебя в твоем же логове. Но сейчас… О, сейчас… — Фулгрим сложил перед собой все четыре руки. — Сейчас твоя ценность определена. Твое место на доске выбрано. Сейчас, сын мой, у тебя есть цель.
— Галактика не нуждается в новом человечестве, когда старое еще не растеряло свой вкус. Но ей нужны чудовища. И те, кто может создавать чудовищ.
Фабий помертвел:
— Чудовищ…
— О да! Ты всегда был таким изобретательным, когда дело касалось чудовищности. Жаль, что ты позволил себе отвлечься на другие заботы. — Фулгрим лениво махнул рукой. — Но с этим покончено. Теперь ты будешь делать то, для чего был создан. Боги велят — ты повинуешься. Круг замкнулся, сын мой.
— О чем ты говоришь? — Фабий оглянулся на Мелюзину: — Что он имеет в виду?
— Я имею в виду, — вмешался Фулгрим, — что пора оставить детские игрушки. Твои игры в божественность закончились. В конце концов, ты всего лишь песчинка в огромной галактике.
Глаза Фабия расширились от внезапного осознания:
— Ты хочешь сделать из меня раба.
Фулгрим хохотнул:
— Ты служил богам с того самого момента, как разрезал свою первую мышь, Фабий. С того самого момента, как начал свой поиск знаний, ты преподнес им себя на блюдечке с золотой каемочкой.
......
— Ты прямолинеен, как всегда, сын мой. — Фулгрим скользнул мимо, облизнув окровавленные пальцы. — Ты должен сыграть свою роль, как играем все мы.
— Ты пришел сюда просить меня о помощи. Вот моя цена. Цена Слаанеш. Делай то, что тебе предназначено, и грядущая буря пощадит твоих созданий. Мы примем их под свое крыло, Фабий. Будем учить их и наставлять. В свое время я был величайшим учителем. Жду не дождусь, когда смогу обучить их новым способам кричать, наслаждаться и убивать.
— Ты не сделаешь ничего подобного.
Фулгрим вскинулся, словно в шоке:
— Но таковы условия сделки!
— Условия сделки — это их безопасность. От тебя и от прочих моих недругов. Моих созданий — всех моих созданий — оставят в покое, чтобы они сами определили свою судьбу так, как посчитают нужным.
— А если они решат служить нам, как решила драгоценная Мелюзина?
Фабий надолго замолчал.
— Тогда это будет их выбор. — Он поднял глаза на Фулгрима. — В отличие от тебя, отец, я учусь на своих ошибках.
Фулгрим улыбнулся:
— Вот почему я люблю тебя больше всех, Фабий. Вместо того, чтобы раз за разом повторять одни и те же ошибки, ты совершаешь новые. Это делает жизнь всегда интересной. — Он повернулся, склонив голову, словно прислушивался к некоему голосу, который Фабий не воспринимал. Мгновение спустя Фулгрим повернулся обратно. — Согласен. Условия подходящие.
— Хорошо. — Фабий развернулся. — А сейчас позволь откланяться.
— О нет. Еще нет. — Фулгрим быстро окружил его кольцом. — Сначала нужен знак верности.
— Какой еще знак?
Улыбка Фулгрима расползлась до ушей. Мгновение спустя сад исчез. Его смело прочь, словно пыль, унеся и Фулгрима вместе с Мелюзиной. Остались только чернота и редкие звезды.
— Что я должен сделать? — спросил Фабий в наступившей мертвой тишине. — Что я должен сделать, чтобы защитить своих детей?
В ответ из ниоткуда выросло нечто. Плоский камень. Длиной с человека и шире вполовину, но не отесанный руками людей. Форму ему придали время и волны, превратив в идеальный алтарь. Первый алтарь и последний. И на гладкой поверхности — нож. Простой нож с лезвием из оббитого камня и рукояткой, обмотанной звериным волосом.
Фабий уставился на него. Потом поднял глаза, но ответа не последовало. Лишь многозначительно молчала тишина — боги ждали, что он предпримет. Фабий подошел к алтарю и взял нож. Тот ничего не весил, но все же был тяжелее любого орудия, известного человеку.
Фабий опустил глаза. Его доспехи, плащ — все исчезло. Хирургеон и Пытка тоже. Он был один. Впервые за много веков он был по-настоящему один. Он взглянул на себя глазами апотекария — на худобу тела, на то, как морщится кожа возле костей, на язвы контактных узлов, на старческие пятна, на запах слабости.
— Один… мой друг часто говорил, что есть всего два вида людей — те, кто лежит на камне, и те, кто держит нож. Мне кажется, я всегда держал нож. Дольше, чем я могу припомнить. — Говоря это, он взмахнул ножом. Камень превратился в сталь, а нож — в скальпель, но только на мгновение. Фабий вспомнил свои эксперименты — лица тех, кого принес в жертву, чтобы купить себе время, купить знания. Свободу.
Лица братьев на Исстване и после него. Тысяч невинных на Терре.
Своих детей, когда горел их мир.
— Но теперь моя очередь лечь на камень. Чтобы всходило солнце, родили поля и люди мои жили в покое.
Он взобрался на алтарь и сжал нож обеими руками. Потребовалось мгновение, чтобы выставить его как надо. Взять себя в руки, хотя он уже много раз проделывал с собой вещи и похуже. Фабий прижал кончик лезвия к груди.
Он почти не почувствовал, как нож вошел в тело. Однако почувствовал, что произошло потом.
Фабий закричал — и раздался звук, как будто могучий ветер взревел среди невидимых деревьев. Затем — тишина.
— Ну вот, было не так уж трудно, правда?
Фабий, окровавленный и задыхающийся, метнул злобный взгляд на своего генетического отца. Скатился с алтаря и осмотрел себя. На груди никаких следов раны, а сам он снова облачен в доспехи. В ухо бубнит хирургеон. Вокруг снова раскинулся сад. С опушки выглядывают демоны, весело хихикая. Некоторые ему даже показались знакомыми. Твари, которых он встречал прежде и которых изгнал, теперь пришли позлорадствовать над его капитуляцией.
— От себя самого, по большому счету. Ты всегда был сам себе злейшим врагом. Твоя гордыня, твоя одержимость… твое собственное тело пожирает себя. Ты же просто энтропия во плоти. — Фулгрим скользнул к нему. — Враги, что выслеживают тебя, рано или поздно придут за тобой. А не они, так другие. Может быть, Абаддон. И Эреб, конечно. В конце концов ты наскучишь богам, Фабий, и они отправят своих рабов убить тебя в твоем же логове. Но сейчас… О, сейчас… — Фулгрим сложил перед собой все четыре руки. — Сейчас твоя ценность определена. Твое место на доске выбрано. Сейчас, сын мой, у тебя есть цель.
— Галактика не нуждается в новом человечестве, когда старое еще не растеряло свой вкус. Но ей нужны чудовища. И те, кто может создавать чудовищ.
Фабий помертвел:
— Чудовищ…
— О да! Ты всегда был таким изобретательным, когда дело касалось чудовищности. Жаль, что ты позволил себе отвлечься на другие заботы. — Фулгрим лениво махнул рукой. — Но с этим покончено. Теперь ты будешь делать то, для чего был создан. Боги велят — ты повинуешься. Круг замкнулся, сын мой.
— О чем ты говоришь? — Фабий оглянулся на Мелюзину: — Что он имеет в виду?
— Я имею в виду, — вмешался Фулгрим, — что пора оставить детские игрушки. Твои игры в божественность закончились. В конце концов, ты всего лишь песчинка в огромной галактике.
Глаза Фабия расширились от внезапного осознания:
— Ты хочешь сделать из меня раба.
Фулгрим хохотнул:
— Ты служил богам с того самого момента, как разрезал свою первую мышь, Фабий. С того самого момента, как начал свой поиск знаний, ты преподнес им себя на блюдечке с золотой каемочкой.
......
— Ты прямолинеен, как всегда, сын мой. — Фулгрим скользнул мимо, облизнув окровавленные пальцы. — Ты должен сыграть свою роль, как играем все мы.
— Ты пришел сюда просить меня о помощи. Вот моя цена. Цена Слаанеш. Делай то, что тебе предназначено, и грядущая буря пощадит твоих созданий. Мы примем их под свое крыло, Фабий. Будем учить их и наставлять. В свое время я был величайшим учителем. Жду не дождусь, когда смогу обучить их новым способам кричать, наслаждаться и убивать.
— Ты не сделаешь ничего подобного.
Фулгрим вскинулся, словно в шоке:
— Но таковы условия сделки!
— Условия сделки — это их безопасность. От тебя и от прочих моих недругов. Моих созданий — всех моих созданий — оставят в покое, чтобы они сами определили свою судьбу так, как посчитают нужным.
— А если они решат служить нам, как решила драгоценная Мелюзина?
Фабий надолго замолчал.
— Тогда это будет их выбор. — Он поднял глаза на Фулгрима. — В отличие от тебя, отец, я учусь на своих ошибках.
Фулгрим улыбнулся:
— Вот почему я люблю тебя больше всех, Фабий. Вместо того, чтобы раз за разом повторять одни и те же ошибки, ты совершаешь новые. Это делает жизнь всегда интересной. — Он повернулся, склонив голову, словно прислушивался к некоему голосу, который Фабий не воспринимал. Мгновение спустя Фулгрим повернулся обратно. — Согласен. Условия подходящие.
— Хорошо. — Фабий развернулся. — А сейчас позволь откланяться.
— О нет. Еще нет. — Фулгрим быстро окружил его кольцом. — Сначала нужен знак верности.
— Какой еще знак?
Улыбка Фулгрима расползлась до ушей. Мгновение спустя сад исчез. Его смело прочь, словно пыль, унеся и Фулгрима вместе с Мелюзиной. Остались только чернота и редкие звезды.
— Что я должен сделать? — спросил Фабий в наступившей мертвой тишине. — Что я должен сделать, чтобы защитить своих детей?
В ответ из ниоткуда выросло нечто. Плоский камень. Длиной с человека и шире вполовину, но не отесанный руками людей. Форму ему придали время и волны, превратив в идеальный алтарь. Первый алтарь и последний. И на гладкой поверхности — нож. Простой нож с лезвием из оббитого камня и рукояткой, обмотанной звериным волосом.
Фабий уставился на него. Потом поднял глаза, но ответа не последовало. Лишь многозначительно молчала тишина — боги ждали, что он предпримет. Фабий подошел к алтарю и взял нож. Тот ничего не весил, но все же был тяжелее любого орудия, известного человеку.
Фабий опустил глаза. Его доспехи, плащ — все исчезло. Хирургеон и Пытка тоже. Он был один. Впервые за много веков он был по-настоящему один. Он взглянул на себя глазами апотекария — на худобу тела, на то, как морщится кожа возле костей, на язвы контактных узлов, на старческие пятна, на запах слабости.
— Один… мой друг часто говорил, что есть всего два вида людей — те, кто лежит на камне, и те, кто держит нож. Мне кажется, я всегда держал нож. Дольше, чем я могу припомнить. — Говоря это, он взмахнул ножом. Камень превратился в сталь, а нож — в скальпель, но только на мгновение. Фабий вспомнил свои эксперименты — лица тех, кого принес в жертву, чтобы купить себе время, купить знания. Свободу.
Лица братьев на Исстване и после него. Тысяч невинных на Терре.
Своих детей, когда горел их мир.
— Но теперь моя очередь лечь на камень. Чтобы всходило солнце, родили поля и люди мои жили в покое.
Он взобрался на алтарь и сжал нож обеими руками. Потребовалось мгновение, чтобы выставить его как надо. Взять себя в руки, хотя он уже много раз проделывал с собой вещи и похуже. Фабий прижал кончик лезвия к груди.
Он почти не почувствовал, как нож вошел в тело. Однако почувствовал, что произошло потом.
Фабий закричал — и раздался звук, как будто могучий ветер взревел среди невидимых деревьев. Затем — тишина.
— Ну вот, было не так уж трудно, правда?
Фабий, окровавленный и задыхающийся, метнул злобный взгляд на своего генетического отца. Скатился с алтаря и осмотрел себя. На груди никаких следов раны, а сам он снова облачен в доспехи. В ухо бубнит хирургеон. Вокруг снова раскинулся сад. С опушки выглядывают демоны, весело хихикая. Некоторые ему даже показались знакомыми. Твари, которых он встречал прежде и которых изгнал, теперь пришли позлорадствовать над его капитуляцией.
Да, ведь золоченный придурок определённо кого-то там победил. Даже Абнетт в последней книге прямо написал, что Четвёрка весь бой с Хорусом тупо стояла и смотрела, не вмешиваясь. А нахуя, если они всё равно победили, и сдохнет ли Хорус или нет уже плевать, учитывая, что Трону пиздец, а проекту Паутины тем более?
почему я это понимаю, риахтор что ты сделал со мной? я даже ни одной книги по вахе не прочитал, развечто стратежка и несколько статей с вики
Конечно же ДоВ. Соулшторм последнее что играл
Ты мемолог Гарри
Женокустов и игроков за дезвотч спроси, гв творили дичь, но начиная с постковидного 21 года прогрессия начинается больше. Сперва бадания на запрет контента по мнению гв не соответствующему "духу вахи", потом манифест терпимости после инцидента на турнире лица явно около скинхедной тусовки. Тонкое промазывание повестки в вахе через туалетную бумагу от БЛядей, что в 40к, что в АоС и даже в мертвый олд ворлд - Макнилл написал книгу Lords of the Lance, со всеми современными ценностями, рыцарями калеками, сильными независимыми и чернокожей жрицей леди озера. Теперь выпил "кодексов" фракций и переброс в те что остались. Проблема в том, что гв уже не хочет развивать ваху, а хочет грести бабки на популяризации и хайпе уже сейчас. Так что лет через 4-5 такой пиздец может начаться, когда гв под нажимом инвесторов добавит женщин марам или оркам - что даже скомканый конец времен показался бы лучшим решением, а там и перезапуск.
недавно посмотрел видос, где кратко рассказывалось о самой первой ипостаси космодесов вахе. если коротко: дуболомы уебаны которые хавали говно (буквально) в качестве посвящения. Думаю, когда 40к ваха себя исчерпает (т.е. заебет всех контентмейкеров и застагнируется) , ГВ сделают с ней то, что случилось с WOD: все заретконят по альтернативному сценарию еще с 30К, и упростят, хорошенько дегрднув.
Можешь почитать древнющий фанфик про вархаммер 50к, там как раз Турк отожрался для полноценного божка https://m.joyreactor.cc/post/2111163
Чтобы написать коммент, необходимо залогиниться
Отличный комментарий!