Похороны Гоблина
Сегодня я считерю, и выложу чутка отредаченный текст, который давно публиковал на Пикабу. Там он всё равно не возымел особого интереса у аудитории + у меня скоро собеседование, а потому я ещё не уверен, смогу ли в ближайшее время накатать что-то ещё.
По окончанию ВУЗа я оказался на распутье: меня ждали либо санитары, либо военком. В обычных условиях я бы предпочёл первый вариант, но благодаря правильным знакомствам появилась возможность пройти службу в относительно комфортных условиях. Конечно, был ещё вариант штурмовать военкомат с огромным крестом на плече и зычным: "ОООООТЧЕЕЕ НААААШ, ИЖЕ ЕСИИИ НА НЕБЕСИИИ...", а потом ещё зачитать военкому лекцию о каиновом грехе. Но в таком случае велика была вероятность попасть не на альтернативную гражданскую службу, а откатиться к варианту с дуркой.
Так я попал в отделение охраны. Маленькая, неприметная часть посреди города с ограниченным контингентом. По факту местечко, где рядовые выполняли функции посыльных, компуктерщиков, нянек, автомоек и разнорабочих, но только не охранников. Год, проведённый в этом месте, был не так уж плох и в первую очередь запомнился как отличный полигон для практики по социализации. Не обошлось, конечно, и без эксцессов.
Один из таких случился рано утром, когда офицер, выезжая, переехал дворовую кошку. Животное не умерло сразу, но страшно страдало. Командир отделения приказал кошку добить и выкинуть. Так уж вышло, что среди сослуживцев я, насколько понял, оказался единственным, кто считал эвтаназию этически приемлемым решением. Потому, когда цепочка перекладывания ответственности за судьбу животного дошла до меня, я просто сделал, что считал должным. Не беспокойтесь - её смерть была быстрой.
После этого инцидента товарищ сержант и товарищ прапорщик почему-то решили, что будет здорово отдать мне на попечение "служебную" кошку и весь её свежий выводок в виде пятерых котят. Один котёнок пропал сразу, ещё один каким-то образом забрался в машину ефрейтора и уехал с ним на дачу, ещё одного я сбагрил по объявлению. Остались двое: Алёша и Гоблин. Алёша был резвый малый и, следуя по стопам матери, успешно охотится на голубей на плацу. Гоблин же рос болезненным и получил своё прозвище за скверный характер, большие уши и сломанный хвост.
Алёшка слева, Гоблин справа
Бедолага Гоблин в последние свои дни. Тут плохо видно, но у него сильно раздут живот и глаза как будто гноились. Когда он засыпал, на веки слеталась мошка.
Я честно пытался уломать прапорщика обследовать гниющего и разбухающего Гоблина у ветеринара, но смог добиться только стерилизации кошки-матери.
Кормить котов приходилось уставным паштетом, поскольку то был единственный мясосодержащий продукт, которого в части хватало с избытком. Как не трудно догадаться, кошачий желудок к армейским паштетам был не приспособлен. А потому коты, облюбовавшие комендатуру, гадили. Много и часто, совершенно не признавая лотка, приучить к которому я их так и не смог. Каждое утро мне приходилось совершать шестой подвиг Геракла (который про Авгиевы конюшни) с помощью ударных доз хлора.
Другим важным элементом для понимания финальной истории будет описание одиозной личности одного из офицеров. Майор Тупогубов (имена и фамилии изменены) оказался прикомандирован к нашей части примерно спустя два месяца после начала моей службы. Это был высокий, сутулый лысый мужчина с печальными голубыми глазами и по-детски большими губами. Некогда сильное тело к моменту нашего знакомства обременял пивной живот, удерживаемый над землёй непропорционально-длинными ногами. Гротескная внешность огромного ребёнка отлично ложилась на характер человека. Он любил громко покричать, присосаться к титьке с пивандеполой и раздать абсурдные приказы, которые тут же отменял командир части. Не любил Тупогубов начальника, рано вставать и работать, а потому утро отделения охраны периодически начиналось с квеста "Найди, где уснул товарищ майор" (если с этой задачей не справлялся дневальный).
Кроме обычных васянских замашек, выделяющейся чертой Тупогубова была особая форма духовности. Так, он считал невероятно романтичным поднять в час ночи водителя, заставить его гнать под сотку по городу, игнорируя светофоры, чтобы как можно скорее оказаться на смотровой площадке, с которой открывался вид на ночной город. В приступе патриотических чувств товарищ майор садился на корты, пускал скупую мужскую слезу, а затем звал водителя присесть рядом, чтобы вместе спеть что-нибудь из Любэ.
Другим проявлением его теплоты была своеобразная забота о кошках. Нет, ни денег на обследование Гоблина, ни приказов отвести его к ветеринару он давать не хотел, но периодически подкармливал котеек Вискасом, приговаривая что-то вроде: "Вооот, смотрите, что вам папка принёс". Самих котят тов. майор именовал, как и нас, "бойцами".
Финальный элемент истории - дрязги проверяющего полковника и командира части. Не знаю, что между ними произошло, но проверки, которые раньше случались не чаще двух раз в год, стали ежемесячными. К нам приезжал бойкий, невысокий старичок, который и на турнике раз двадцать подтянется и устав от корки до корки перескажет. А приезжал он, чтобы спросить: "А почему у вас в половой ветоши дыры?", "А почему у вас спортивный зал такой чистый? Совсем не занимаетесь?!", "А почему у вас снег серый?". Но особняком стоял следующий вопрос: "Ну-ка, бойцы, рассказывайте, вас тут бьют?". Не знаю, на какой ответ он каждый раз рассчитывал. Драки в части случались, но только среди офицеров.
Длились такие проверки целый день, и вся часть занималась тем, что старалась всячески избежать контакта с ревизором, параллельно натирая до блеска даже те вещи, которым блестеть по своей природе было не положено.
Длились такие проверки целый день, и вся часть занималась тем, что старалась всячески избежать контакта с ревизором, параллельно натирая до блеска даже те вещи, которым блестеть по своей природе было не положено.
Во время одной и таких ревизий, и без того полуживой, Гоблин сдох в комендатуре. А ревизор уже вошёл в расположение части. Тов. сержант приказал быстро от трупа избавиться, ну я и выкинул его в мусорное ведро на кухне, прикрыв сверху картофельными очистками. От разгромной критики нашу часть это не спасло, но трупик Гоблина хотя бы остался незамеченным. О моей маленькой авантюре знали рядовые и сержант. Он же приказал как можно быстрее выкинуть содержимое ведра в мусорку, что я и сделал.
Было в районе пяти часов вечера, ревизор отстал от рядового состава и начал кошмарить офицеров, чем разбудил майора Тупогубова, которого командир части хотел уже откровенно слить. Тот, выбравшись (вывалившись) из офицерского расположения через окно на крышу барака, успешно избежал встречи с душнилами. По дороге из своей располаги в солдатскую он прихватил Вискас. Не обнаружив в комендатуре Гоблина, тов. майор вызвал тов. сержанта. Тот в свою очередь отчитался о печальной судьбе котёнка, чем навлёк на отделение гнев Тупогубова. Он потребовал немедленно откопать из мусорки труп Гоблина и перезахоронить его под ёлочкой со всеми почестями. Аргументы от разума проиграли в неравной схватке уставу и принципу единоначалия в армии.
Было в районе пяти часов вечера, ревизор отстал от рядового состава и начал кошмарить офицеров, чем разбудил майора Тупогубова, которого командир части хотел уже откровенно слить. Тот, выбравшись (вывалившись) из офицерского расположения через окно на крышу барака, успешно избежал встречи с душнилами. По дороге из своей располаги в солдатскую он прихватил Вискас. Не обнаружив в комендатуре Гоблина, тов. майор вызвал тов. сержанта. Тот в свою очередь отчитался о печальной судьбе котёнка, чем навлёк на отделение гнев Тупогубова. Он потребовал немедленно откопать из мусорки труп Гоблина и перезахоронить его под ёлочкой со всеми почестями. Аргументы от разума проиграли в неравной схватке уставу и принципу единоначалия в армии.
Чтобы проститься с Гоблином, Тупогубов построил всё отделение, и пока двое моих сослуживцев закапывали яму под ёлочкой, майор произнёс проникновенную прощальную речь, упоминая в каждом втором предложении "Царствие божие", в котором должен был упокоиться котёнок.
А тем временем проверяющий закончил свои дела (чаепитие, которое обычно длилось несколько часов) в кабинете начальника части. Движ на плацу ревизора привлёк. Тот вышел в сопровождении краснеющего командира части и поинтересовался, по какому поводу построение. Тов. майор, нисколько не сомневаясь в правильности своих действий и благотворном влиянии воспитательной работы, заявил: "Бойца хороним".
В этот момент лицо командира налилось такой краской, что любой помидор позавидует.
Так началась неделя проверок, учебных тревог и пожаров.
