/ смешные картинки, мемы и приколы на SafeReactor

"Я горел в танке | Я помню".

Николай Дмитриевич Головин ушел на фронт добровольцем. Воевал наводчиком в танке Т-34. Несколько раз горел сам, но и немецких танков сжег одиннадцать штук, награжден орденами и медалями.

(Гоблин не все озвучил)

Воспоминание Николая Дмитриевича Головина:

https://iremember.ru/memoirs/tankisti...

Родился я в Крыму, в Керчи. Отец во время войны погиб под Перекопом. А мать… бомба попала в дом, даже могилки не осталось. Сестру после гибели мамы забрали в детдом. А я… я в то время воевал.

Школу после войны оканчивал, два старших класса доучивался. А в 40-м до войны успел поучиться в ремесленном училище. Учился и на заводе имени Войкова проходил практику. А когда немцы напали, наше ремесленное училище эвакуировали и заодно забрали нас всех.

Увезли на Урал, в город Серов. Там окончил училище, там работал на заводе до 1943 года. В мае на Урале начали формировать добровольческий танковый корпус. Брали добровольцев из Челябинска, Свердловска и Перми. Мы вчетвером посоветовались и решили тоже пойти добровольцами. Нам казалось, танк – это здорово. Помню, дядя Митя, муж маминой сестры, генерал-майор как приедет – такая красивая черная форма. Бывало, спрашивает нас: «Будете танкистами?» – «Будем, будем!» А ведь могли бы на фронт и не ходить, мы ж имели бронь.

В военкомат пришли, а нас троих комиссия не приняла. Во-первых, несовершеннолетние, во-вторых, физически слабые. А у меня еще и рост метр шестьдесят девять с кепкой. Один военный в комиссии, явно на излечении после фронта, спрашивает меня: «И ты хочешь быть танкистом?» – «Да, хочу и буду!» – «Как будешь?» – «Генерала Кравченко знаете? Это мой дядька». Этот военный удивился: «Так я под его командованием воевал!»

Ну, и мы после этого разговора отправились в Свердловск, где я три месяца учился на командира орудия. Значит, стоит настоящая башня от «тридцатьчетверки», в ней пушка, и мы ползаем по ней - изучаем. Сначала учили, как все называется. Потом начались учебные стрельбы. Стрелял я без промаха. Жаль только, стрелять давали очень редко. А механики в это время водили танк. Кормили в учебке плохо, борщ дадут – одна вода. С утра подъем ранехонько. Вскочишь и бегом. Не дай бог остаться последним – оставят полы мыть…

Меня определили в Челябинскую добровольческую танковую бригаду. Мы получили танки, погрузились на поезд. Направление – 1-й Украинский.

Мы атаковали в районе населенного пункта Подволочиск. Там я первый раз горел. Попал снаряд – всех в танке убило. Из всего экипажа остался живым я один.

Помню, по броне удар такой, что только треск стоит. Танк встал, загорелся. Эти все остались там внутри, а я выскочил. С танка прыгал по ветру, как учили, чтоб в дыму спрятаться. Пистолет в руках. Нос к носу столкнулся с немцем. Здоровый рыжий детина, автомат на шее висит, руки ко мне тянет. Наверное, хотел меня в плен взять. Выстрелил ему в грудь, прыгнул куда-то вбок, побежал… Мое счастье, что перед боем командир роты Мудряк дал мне пистолет какого-то убитого лейтенанта: «Колька, ты хорошо стреляешь. Возьми пистолет». И хорошо еще, я его перезарядил.

Вообще, испугался я здорово. Когда наши автоматчики подошли, я был сам не свой. Рассказываю им, а меня трясет. Они спрашивают: «А чего ты такой белый?» – «Так будешь тут белый…» Отвели меня на кухню оклематься.

А потом опять. В экипаже Александрова ранили командира орудия. Меня закинули к нему. С Александровым брали Львов. Потом Александрова убило. Третьего, вообще, не помню. Четвертым был Нагаев. В итоге я сменил семь танков. Последним командиром танка у меня был Полегенький Володя. Хороший был мужик. Он одиннадцать танков победил и ничего, а потом убило его.

(Владимир Тимофеевич Полегенький. Погиб 28.07.1947. Прим – С. С.).

,Я Ватник,# я ватник,,фэндомы,видео,video,Голин,Дмитрий Пучков,Великая Отечественная Война,танки,воспоминания,Львов,Украина,страны,бандеровцы,длиннопост,разная политота

КОМАНДИР ТАНКА - ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛЕГОНЬКИЙ, АВСТРИЯ 1945 ГОД

Второй раз я горел, когда нарвались на «тигра». Как начал нас лупить. Болванка попала куда-то вниз. Убило радиста, заряжающего. Ну, я уже имел опыт, как быстро выпрыгивать. Выпрыгнул, бежишь, как ошпаренный. А почему? Да потому что танк бывает, взрывается. Да рванет так, что башня летит на пятьдесят метров, а катки – на двести. Там же только одних снарядов под полторы сотни.

«Тигры» хорошо трепали нас. С двух тысяч лупит, хоть бы что. А нам к нему надо на четыреста метров подойти. Другой раз и не видишь, кто тебе влепил. Собьют тебя, и черт его знает, сколько их там.

Но ничего, потом нам поставили пушки ЗИС 85-мм. Помню, одному со ста метров врезал... под Злочевым поставили нас в разведдозор, три экипажа. Обычное дело, кто получше стреляет, того в разведку…

Я в щель никогда не смотрел, люк открывал. Пулей редко берет, а если пушка ударит, тут уж все равно, – броня-то 45-мм. Это у «тигра» под сотню.

Один раз взял «лимонку», вытащил чеку, хотел из люка в немцев бросить. А меня по руке чем-то лупануло. Выронил ее. Только слышу, как она на борту – бум.

Я обычно шел вторым, с командиром взвода. А кого первым пускают – это, считай, смертник, ему первому болванка достается. В атаку пошли – ляп – первый горит. Ляп – второй готов. Мне уже стало безразлично – знал, что все равно убьют. В атаку сходили, смотришь – тот погиб, этот погиб, этот сгорел... люди гибли безбожно. Похоронная команда пойдет, а там и собирать нечего. Тело человеческое горит – будь здоров.

Мне как-то раз довелось в бой механиком идти. До чего же нелегкое занятие. На рычаге усилие в тридцать два килограмма. После атаки я просто лег. Хорошо, меня потом комбат вернул на командира орудия.

Вот здесь хорошо, здесь я на своем месте. В районе Манилувки на толпу немцев выскочили… и я с пулемета все шестьдесят три патрона. Заряжающий осколочный закидывает, и я им прямо в кучу туда. А немцы тикают. Мудряк из люка высунулся и тоже стреляет, из пистолета лупит. Потом этот заряжающий снизу кричит: «Бронебойные готовы». Я ему кричу: «Да зачем?!» Повернулся на него, и тут немец, который бежал, развернулся, срезал из автомата Мудряка.

МИХАИЛ МУДРЯК - КОМАНДИР ТАНКА

(Мудряк Михаил Григорьевич. Награжден орденом Ленина. Судя по наградным, после ранения командира танка Мудряка М. Г. командование принял Николай Дмитриевич Головин. Прим – С. С.).

Два раза меня посылали во время войны учиться. И оба раза я отказывался – «Зачем оно мне».

В другой раз пойдешь, вроде двадцать один танк в батальоне. Сходили в атаку раз, сходили другой, и уж нет никого. Даже если последний танк останется, все равно надо еще идти воевать. А воевали-то от силы дней пятнадцать. Мы потрепали их, они побили нас. И потом месяца два сидишь, танки ждешь.

Помню, как-то парторг пришел. От батальона ни хрена не осталось. Двенадцать человек с разных танков стоят очумелые: «Будете коммунистами?» – «Будем» – «Хорошо»… И каждую атаку так: «Коммунисты, вперед». А сейчас орут – «Комуняку на гиляку», стервы. Меня на гиляку?! А за что?!

Под Львовом с этими стервами познакомились. Сначала вроде все было нормально, не замечали их. Но потом они ночью у нас разграбили обоз. Заразы, ведь били и своего, и чужого.

Как-то мы стояли в лесу. Прибегает под утро, часа в четыре, старик: «Спасите! Налетели бандиты… и детей, и женщин, и стариков – всех убивают». Ну, командир батальона приказывает: «Берите три танка». Пошли... а у нас на каждом танке по двенадцать автоматчиков.

К деревне подходим, автоматчики с брони попадали – стоп машина! Кричат, показывают, где пулемет. Мы из пушки туда врезали – «На, сволочь». В деревню заскочили: перебили сволочей, остальные – в леса. Ведут пацана ко мне – поймали с винтовкой. Говорю: «Стерва. За что ж ты, говорю, своих-то бьешь?» – «Вони москалям допомагають» – «Ну вот я москаль, мне восемнадцать лет. Что я тебе плохого сделал? Тебя ж, гад, от немца освобождаю, два ордена получил». Да что с ним говорить… автоматчики злые – насмотрелись, чего они в деревне натворили, «положили» его прямо у танка.

Женщина одна, молодая, двое деток. Спросил ее: «За что ж они вас-то бьют? Ты ж хохлушка» – «Ой, не говорите, нет от них жизни. Приходят с леса ночью, забирают всю еду. А мне надо детей кормить…»

Свой осколок я получил во Львове. Заразы, снова подбили мой танк. Там как получилось. Ратуша на площади. К ней сходятся восемь улиц со всего города. Так вот на одной из улиц стояла «пантера» – немцы ждали, когда мы выскочим. Но автоматчики предупредили, мы сдали назад и зашли с другой улицы. До нее метров триста… Комроты говорит: «Давай, разворачивай башню. Механик сразу подскочит… остановка… стреляешь и назад. Понял меня?»

И мы только выскочили, я сразу – ляп, под башню. Готова «пантера» с первого снаряда.

ЛЬВОВ. ПАНТЕРА

И комбат разошелся, давай подталкивать: «Вперед, вперед! Давай, давай! Автоматчики сказали, там еще один стоит. Надо и этого уничтожить». А я как чувствовал, говорю ему: «Тут восемь улиц, может он с той стороны переехал» – «Ты что, боишься?!» – «Так я горел уже, знаю, что это такое. Это ты еще – нет». А он молодой пришел, ничего слушать не хочет – вперед, и все тут.

Ну, мы подскочили… он как влепил нам вбок и всех нас положил, включая меня. Как я и говорил – ушел сволочь на другую сторону и ждал. Ну что, валялись мы в танке, хорошо еще, он не загорелся. Ребята за нами шли, подскочили, сбили немца.

Очнулся уже на операционном столе. Госпиталь тогда стоял на горе, где сейчас у них Гора Славы. Значит, что получилось, лежу я в танке уже почти что дохлый. А эти вытащили меня, привезли сестрам и нахваливают: «Он два “тигра” подбил. Герой! Лечите его быстрее!» Потом сестры рассказывали, как мне повезло. В тот день приехал опытный хирург с проверкой. На обходе спрашивает: «Что за танкист лежит?!» – «Черепно-мозговая травма. Проникающее ранение и осколки в спине» – «Так, на стол его! Будет у меня через пятнадцать дней опять бить “тигров”».

Выдолбил мне дырку здоровую в черепе. Но не соврал – через пятнадцать дней у меня зажило. Но, правда, дырка-то большая была и текло отовсюду.

Когда в госпитале лежал, у меня уже была «Слава», «Отечественной», «Отличный танкист» и гвардейский значок... красавец, чего говорить.

В марте месяце 45-го нам ребята с Челябинска подарили танк «Комсомолец». Помню, комбату сказал: «Не знаю, наверное, я очень дорого обхожусь нашему правительству. У меня это уже седьмой танк». А тот говорит: «Не переживай, их тут сотни…»

ТАНК «КОМСОМОЛЕЦ», ГОЛОВИН - ВТОРОЙ СЛЕВА

Когда нашу гвардейскую бригаду развернули на Прагу, немцы их там разделывали как бог черепаху. Чехи ведь тоже американцев ждали. Говаривали тогда, что Бенеш с американцами договаривался. Мы через горы к Праге подскочили буквально за пару дней. На третий день мы уже их (немцев) там трепали.

Комбат первым отправил танк Гончаренко. Тот как к мосту подскочил, ему «четверка» влепила. Всех ранило, ему голову оторвало. Потом мы подскочили, врезали им. Они бензиновые, хорошо горят. Их там автоматчики добивали.

А чехи встречали – у-ух, орут: «Наздар! Наздар!» Цветы вокруг. Вообще, лучше чехов никто встречал. На танк садились, помогали по улицам идти.

Мы там на одной из улиц с заряжающим на башне сидим. Забор такой сбоку красивый. Из-за него выходит один с «фаустом». Я говорю: «Коля, ты посмотри на него!» А у меня был 15-зарядный бельгийский (пистолет). Этот (немец) только высунулся – бып! Он с «копыт» на бок.

Немцы, конечно, в Праге упирались слабее, уже не тот настрой.

Моим седьмым, последним, танком «Комсомолец» я сбил одиннадцать штук танков немцев. Но только разных всяких, не одних «тигров». Причем нечаянно я сбил одного «королевского». Немцы тогда рвались в Берлин, а мы отрезали их. Понимаешь, нечаянно получилось. Мы зашли в лес, дорога такая узкая – не развернешься. Там как раз этот «королевский» стоял. Он как врежет первому танку – тот в клочки! Господи, мы вторые идем. Этот кричит: «Давай тридцать градусов». Я сразу стал башню разворачивать. А сам уже расстояние прикидываешь. Сто пятьдесят метров! Считай, почти в упор. С перепугу как дал ему... один снаряд, второй, третий... Ребята потом говорили, даже в пушку ему попал.

Сбивал я и маленькие – Т-III и Т-IV. Вот, к примеру, за «тигра» давали две тысячи пятьсот рублей. Командиру орудия – восемьсот, командиру танка – восемьсот, механику-водителю, по-моему, четыреста рублей и двести –радисту. А когда война кончилась, у меня было на счету сорок восемь тысяч рублей. Я им говорю: «Господи, откуда у меня такие деньги?!» Я не знал, что они «кладут».

После войны меня пригласили в танковую часть на встречу ветеранов. Офицер предложил: «Ну, дед, давай! Вот тебе 72-я. Поведи!» Я сел и повел его. Потом предлагает стрелять из пушки. Я первым снарядом выстрелил и… не попал. А меня тот офицер спрашивает:

– Дяденька, каким вы стреляете?

– Крайним.

– Так это кумулятивный!

– У нас не было таких.

Вторым я правильно взял все, положил в цель.

Генерал смеется: «Так что ж ты первым не попал?»

Хорошие танки. На скорости идешь, а у него пушка ровно. Если бы у меня такой танк во время войны был, так я бы их «лепил» не одиннадцать, а пятьдесят.

– У танкового десанта большие потери?

– Да когда как. Для них все раньше начинается. Они соскакивают и за танком бегут. Кто-нибудь, бывает, останется и кричит: «Пулемет прямо или пушка слева».

– Трудно попасть в пушку?

– Да нет, мне было все равно. Бывает, километра на полтора влепишь, а то, бывает, метров на триста. А то она тебе влепит. Один раз снаряд и броню всю побил, да еще и моторную перегородку сбил.

– Хорошая точность у 85-миллиметровки?

– Хорошая.

– Из 76-миллиметров удалось подбить?

– Да, мы подбивали. Она хорошо бьет. На четыреста метров подойдешь, врежет прекрасно. Бьешь под башню.

– Вы смотрели после боя результаты своей стрельбы?

– Да на черта он нужен.

– Вы когда-нибудь покидали танк через нижний люк?

– Это надо, чтобы он на трассе стоял. Там же клиренс сорок сантиметров. И сам танк тяжелый, тридцать семь тонн. Если по полю идешь, хрен вылезешь. Но я вылезал снизу. Механик-водитель, бывает, поставит над ямой какой или над окопом. После ж боя надо пожрать и прочее.

– Как вы узнали о Победе?

– Десятого числа мы еще Прагу брали. Я включил рацию, а там говорят, что объявлена капитуляция. «Володька, – говорю, – Победа». А тот мне: «Да еще какая Победа, Коленька».

– Вам доводилось побывать внутри «тигра»?

– Да, я даже стрелял из «тигра». Мы на железнодорожной станции забрали один неповрежденный. Кто-то говорит: «Давай, дуй на нем в разведку!» Вообще, хороший танк. Внутри удобно, просторно и даже, я бы сказал, красиво.

А после войны мы изучали американские танки, «Валентайны» что ли…

– Как вы оцениваете немцев?

– Что тут скажешь, хорошие вояки.

– Здесь на фото вы с немкой?

– Это в Чехословакии. Обыкновенные женщины. Но я с ними не гулял. Нам некогда было. Мне всегда приходилось чем-то заниматься. Не знаю, как другие находили время…

Помню, когда перешли немецкую границу с Польшей, я зашел в дом. А там молодая испуганная немка. Показывает мне: «Сними танкошлем!» Я снял. Она руками волосы трогает, вроде как ищет чего-то. Кто-то из ребят по-немецки понимал, говорит: «Геббельс им сказал, что у нас рога растут».

– У вас остались ожоги?

– После войны на лице сочилось все.

– Каков был состав боезапаса?

Когда воевал с 76-мм пушкой, набирал сто двадцать–сто тридцать, иногда набирал до ста пятидесяти. Обычно больше берешь фугасных, осколочных, потому что больше по пехоте. Бронебойных мало, штук пятьдесят. Подкалиберных пять штук.

– Вы пили спирт?

– Знаешь, как-то меня механик так обманул, что не дай бог. Он взял и спустил воздух из двух баллонов по десять литров и туда спирту залил. Краник открутит, наберет спирта… потом пьяный валяется. Он к нам из штрафбата попал. По-моему, он десять лет срок в лагере мотал. Их, как ты знаешь, вербовали в штрафные части. Он как в штрафбате очутился, как начал там их (немцев) финкой резать. Ему дали орден Красной Звезды и послали на танкиста учиться. К нам уже с орденом пришел. Пьянчуга был безбожный.

– Какими были взаимоотношения с оккупированным населением?

– Да всякими. Они такие злые, все эти немцы. Они же не ожидали, что русские придут к ним, на их территорию. Помню, зашли в какой-то фольварк. Танк поставили около дома. Командир взвода, хороший такой парень, зашел в какой-то дом и пропал. Надо двигаться, а его нет. Куда он делся? Мы же видели, как он туда заходил. Автоматчики, танкисты – все вместе пошли искать его. Я тоже пошел, любопытный был.

Диван в комнате, высокий, кожаный. На нем сидит немка, красивая такая, с дитем. И на полу кровь. Начали разбираться, искать. Комвзвода внизу нашли. Выяснилось, что она его зарезала, когда он в комнату вошел, и нож под диван спрятала...

Или вот другая история. Нашли мы где-то немецкие пачки с какао. Я автоматчикам говорю: «Берите бидон молока на танк, а я вам какао сделаю». А неподалеку ферма. Подъехали… дверь в кухню. Зашел, смотрю – баллон газовый. Они жили дай боже как. Я, значит, газ зажег – горит. Автоматчика отправил за какао, сам начал посуду искать. И тут из комнаты вываливается старуха-немка, рыжая ведьма. В руке деревянный рубель… раньше им белье гладили. Идет на меня, глаза дикие. Я браунинг вытащил, с предохранителя снял, думаю: «Сейчас пугну тебя, ведьма». Пальнул – «А ну, стой!» Она, зараза, подходит. Дал ей ручкой пистолета в лоб. Автоматчики заскочили – «Уберите ее, заразу!» А механик смеется: «Ты “тигра” победил, а тебя чуть старуха не убила. И чем, колотушкой!» Так я психовал, ей-богу. Чего только не видел. А что они с нашими в лагерях творили! Мы в Майданек подскочили, насмотрелись. Колючая проволока, вышки кругом. А нам приказ – не рвать проволоку, потому что там электричество. Так я сразу по вышке врезал. Потом по столбу – тот разлетелся. Охрана бежать, автоматчики их лупят. Господи, а эти худые там, что не дай бог. На танк лезут. Девки подбегают, целуют нас.

– Вам наверняка приходилось брать пленных…

– Под конец войны сто пятьдесят семь человек немцев собрал в лесу под Берлином. Построил их, дал команду – они на танке расселись.

– Доводилось встречаться с немецкими танкистами?

– Болтал с одним после войны. Спросил его: «Ты на чем воевал?» – «На “тигре”» – «А я на “34-ке”! Ты наверняка в меня стрелял» – «А ты в меня. Видишь, я инвалид». Вот и поговорили…

– Встречались с американцами?

– Да ну их к черту, идиоты. Прут на нас со стороны немцев, да еще фары врубили. Немцы их без боя пропустили. А нам откуда знать, кто там прет. Комбат кричит: «По немецко-фашистской гадине… огонь!» Я головному «Шерману» влепил в лоб. Броня мягкая – его насквозь. Да еще гнали их по шоссе километров пятнадцать.

– Напоследок, пожалуйста, какое-нибудь пожелание читателям…

– Ветеранам войны – здоровья крепкого. Молодому поколению – хорошо учиться, помнить ваших дедов и думать башкой как следует. А то подвозил тут я одного на машине. Так он мне сказал: «Лучше б нас немцы забрали». Я прямо закипел: «Дурак ты. Ты и не нюхал, что такое немцы!»

$ '>уил\ Наградной лист ЗО^ЛО йлли /л/лЮол&ли 2Хшл Фамилия, имя и отчество Военное звание 8 6. л л/. ЫртАамт Должность, часть к-р У„ /7? ?/ том косого ¿Г отозвано <?& м&лГЕоЪшл Ъглл$илге/с&О &/х/ О ¿0. тамсоЬого ^эа/ел/сого 7У*&ро0нхи*\влспъо Кактуса. Предстали к 'ОруЛлллЛ . 3$