Владилен Летохов: Главное не попасть в «чужую колею».
Профессор, докт. физ.-мат. наук Владилен Степанович Летохов был, согласно данным Института научной информации (Филадельфия, США), наиболее цитируемым отечественным ученым во всех областях науки в период с 1973 по 1988 год. Им опубликовано более 700 статей и полтора десятка монографий в области лазерной физики, спектроскопии, химии и биомедицины. Теоретик и экспериментатор, физик и инженер в одном лице (что тоже большая редкость в науке, ибо это совершенно разные ипостаси научной деятельности), он везде преуспел. А началось всё еще в школьные годы, почти детские.
Родился и вырос Владилен Летохов в многодетной семье военного — у него были две сестры и брат. В десять лет Владилен сочинил «труд под названием «Корень», пытаясь в общей форме представить «произрастание растений и деревьев именно из корня»». Написал юный натуралист «примерно 50 страниц с рисунками». В 13 лет он увлекся радиоделом. Его активно поддержала мама Анна Васильевна, ежемесячно выделяя из скудной (для большой семьи) зарплаты отца деньги на радиодетали. Занятие радиотехникой, как он сам пишет, «чтение популярных журналов по радиоделу — большая страница моей молодости». Возможно поэтому уже в зрелые годы, став маститым ученым, Владилен Степанович написал десятки книг и статей для различных научно-популярных изданий, придавая «большое значение популяризации науки, особенно среди молодежи».
После школы, имея в своем багаже многочисленные победы в различных олимпиадах регионального уровня, Владилен мог без усилий поступить в свой Иркутский университет, считавшийся тогда одним из лучших вузов Сибири (этот университет успешно окончили сестры и брат Летохова). Он, однако, мечтал о других горизонтах. И при поддержке родителей отправился в Москву поступать в Московский физико-технический институт (МФТИ). Эта высота, в смысле поступления в престижный вуз, была им взята лишь со второго захода. Вернувшись после первой попытки в Иркутск, Владилен отправился на. оборонный завод и встал у конвейера на сборку радиоприемников.
Уже через месяц молодое дарование предложило несколько улучшений работы конвейера. Тогда его перевели на более сложный участок. И так повторялось каждый месяц. В результате ровно через полгода не имевший никакого специального образования будущий теоретик трудился техником-конструктором в конструкторском бюро завода, где и создал свое первое изобретение (в 18 лет!). Патент на автомат для производства одной из массовых деталей радиоприемника он получил уже будучи студентом МФТИ. Тогда ему пришелся кстати и соответствующий гонорар. Летохов вообще считал, что изобретательство — дело несложное, «если тебе интересна какая-то проблема, то решение ее приходит естественно, почти автоматически». Этот опыт в получении многочисленных патентов на изобретения очень пригодился в дальнейшем, и всегда ему было «легко находить контакт с рабочим, инженером, конструктором».
Оглядываясь в прошлое, Летохов представлял жизнь в виде последовательности неожиданных, иногда случайных, но «ключевых событий». Непредсказуемые, они при тщательном анализе неизменно приводили ученого
если эту статью прочтет 1000 человек, пойме ее смысл максиумум 100, и как я искренне надеюсь последует хотя бы 1,
10.03.2014, 20:49
У тебя только кусок статьи запостился.
пардон
к пониманию, что в каждом случае был выбор — его выбор. «Можно сделать шаг, который кажется естественным, логичным и прагматичным, — напишет Владилен Степанович. — Но был и другой, интуитивный выбор, подсказываемый внутренним голосом. К счастью, я почти всегда прислушивался к внутреннему голосу и принимал решение, казавшееся другим рискованным, неожиданным и невыгодным. Но время каждый раз показывало, что почти всегда я был прав…» Главное, он никогда не гнался за сиюминутным успехом: «Я сделал всего несколько ошибок в принятии решений, но именно тогда, когда отступал от этого правила. Тогда я на какое-то время попадал, как говорится, в «чужую колею», и требовались значительные усилия, чтобы из нее выбраться…»
«Ключевыми событиями» Владилен Степанович обозначил, во-первых, решение отказаться от учебы в Иркутском университете и «без какой-либо гарантии поддержки и успеха» уехать в неизвестность в Москву. Во-вторых, его уход в 1963 году из оптической лаборатории ФИАНа, где он писал диплом, в аспирантуру к профессору Н.Г. Басову. В-третьих, его продуманный переход спустя семь лет в только что организованный в Троицке Институт спектроскопии АН СССР (ИСАН), чтобы начать свое собственное научное направление, которое он сам называл «лазерным управлением атомами и молекулами». Еще Летохов неоднократно отказывался как от высоких административных должностей, так и от переезда за границу, уезжая лишь для чтения лекций в целом ряде знаменитых научных центров США, Германии, Швеции, Франции.
На мой вопрос в 1998 году: «Что держит Вас в России? Вам, ведь, конечно, не раз предлагали работу за рубежом?» — он ответил: «Предложений действительно было много. И в 1970-е годы, и сейчас. Вероятно, я мог бы иметь на Западе в смысле денег и прочего гораздо больше, чем здесь. Однако здесь, в более трудных условиях, я чувствую себя вполне независимым человеком. Там, за рубежом, часто ощущаю себя не в своей тарелке. Много лет я работаю в ИСАНе с моей командой. Это мои бывшие аспиранты, студенты. Всего у меня защитились более 60 кандидатов и с десяток докторов наук. Мы хорошо понимаем друг друга».
Тогда же Владилен Степанович познакомил меня и со своими исследованиями, и с коллективом: «На этой установке мы продолжаем эксперименты с лазерно-охлажденными атомами. Здесь еще в 1979 году проведен первый эксперимент по лазерному охлаждению атомов моим учеником Виктором Балыкиным, теперь доктором наук. Методы лазерного пленения и охлаждения атомов составляют примерно 15% моих работ. В области же лазерной физики, резонансного взаимодействия лазерного света с атомами и молекулами и применений лазеров я работаю с 1963 года, с момента поступления в аспирантуру ФИАНа. С тех пор удалось решить целый ряд проблем: разработаны методы лазерной спектроскопии сверхвысокого разрешения и пути создания оптических квантовых стандартов частоты. За эти работы в 1978 году мой покойный друг профессор Вениамин Павлович Чеботаев и я получили Ленинскую премию. Разработаны методы лазерной спектроскопии в ядерной физике, фотоселективной многофотонной лазерной химии многоатомных молекул и использование их для лазерного разделения изотопов и многие другие.
Сейчас мы с сотрудниками разрабатываем методы прямой визуализации трехмерной структуры биомолекул — чтобы в будущем создать физические инструменты, приборы, позволяющие прямо считывать, допустим, генетическую информацию. Как рассмотреть и изучить всю структуру ДНК напрямую, не разрушив ее? Такая задача еще не решена. А она должна быть решена. Потому что законы физики не запрещают создание такого инструмента. И это будет громадным достижением науки!»
Но я не могла не задать и такой вопрос: «Владилен Степанович, правда ли, что зарубежные коллеги не сразу оценили значение ваших работ?» Он ответил: «И да, и нет. Наши работы по лазерной многофотонной химии и лазерному разделению изотопов сразу получили большой резонанс. Но было и другое. По проблеме „лазерного охлаждения и пленения атомов» я выступал десятки раз с докладами и лекциями за рубежом в 1970-1980-е годы, прежде чем их подхватили зарубежные исследователи. Даже здесь, в СССР, на наши работы серьезного внимания не обращали. Объяснение в том, что не всегда другие понимают, что вы делаете действительно новое. Научная среда довольно консервативна. Далеко не всегда любят, когда кто-то добивается успеха. Особенно, если этот «кто-то» не принадлежит к одной из влиятельных научных групп. С другой стороны, чтобы получить хорошие результаты и не надо много людей. Несколько человек вполне успешно могут двигать вперед новое направление. А еще важна интуиция и вера в себя, а не надежда на других».
«Скажите, везение в жизни ученого играет какую-то роль?» — не удержалась я. Летохов сказал: «На ранней стадии. Конечно, очень важно попасть со студенческих лет в среду передовой научной жизни. Мне посчастливилось. Уже в 1960-х годах, еще студентом Физтеха, я делал диплом, а потом и диссертации в ФИАНе. Руководителем моей кандидатской был академик Николай Геннадиевич Басов. Я был еще аспирантом, когда он и академик Александр Михайлович Прохоров получили Нобелевскую премию. Все мы праздновали это событие, радовались, гордились. В то время ФИАН был очень передовым институтом — здесь рождалась квантовая электроника. Все работали с большим энтузиазмом. Это был расцвет отечественной науки».
То интервью я брала вскоре после объявления о Нобелевской премии по физике за 1997 год. «Эту тему не трогаем, будем говорить о науке»,— сразу предупредил Владилен Степанович. Он и в своих воспоминаниях деликатно ее обходит. Однако, отмечая значение развития методов охлаждения и захвата атомов с помощью лазерного излучения, Нобелевский комитет указал на важное значение работ ученых С. Чу, У. Филипса и К. Коэн-Таннуджи, отчего-то совершенно проигнорировав тот факт, что пионерские работы в этой области проведены группой ученых под руководством Летохова. Причем приоритетность исследований убедительно подтверждалась оригинальными публикациями, обзорными статьями и монографией «Давление лазерного излучения на атомы», которая была издана в 1986 году в СССР, а в 1987-м переведена на английский и вышла в свет в США.
Управлять же движением охлажденных атомов впервые в мире научилась группа ученых из ИСАНа еще в начале 1980-х годов. Как известно, американские и французские коллеги подключились к развитию этого направления уже на следующем этапе, когда отечественные исследователи не только разработали теоретические основы, но и выполнили первые эксперименты по охлаждению атомов. Более того, наши разработки позволяют понижать их температуру в миллион раз, в то время как предложенный американскими и французскими учеными метод — всего лишь от 10 до 100 раз. Подтверждением приоритетности наших работ могут служить и ссылки на них, которые появлялись в иностранных изданиях первые несколько лет. Увы, затем начали ссылаться на более поздние статьи. Дошло до казуса. Например, Клод Коэн-Тоннуджи, воспроизводя в публикации основную формулу для первого предела лазерного охлаждения атомов, принадлежащую В. Летохову, В. Миногину и Б.Павлику, ссылался на. Эйнштейна и Доплера — людей, живших задолго до изобретения лазера, а также на американских ученых, опубликовавших формулу на десять лет позже российских.
Однако ничтоже сумняшеся уважаемый комитет даже формулировку о присуждении премии образовал из названия статьи наших авторов. Двойной стандарт «нобелевцев», значительно принизивший вклад российских исследователей и переоценивший приоритет их западных коллег, явился на тот момент следствием не только «забывчивости» и предвзятости Запада к нашим ученым, но и доморощенного отношения в тот период в нашей стране к проблемам и запросам фундаментальной науки, не оставившего ей шансов достойно выходить со своими достижениями на мировую арену.
к пониманию, что в каждом случае был выбор — его выбор. «Можно сделать шаг, который кажется естественным, логичным и прагматичным, — напишет Владилен Степанович. — Но был и другой, интуитивный выбор, подсказываемый внутренним голосом. К счастью, я почти всегда прислушивался к внутреннему голосу и принимал решение, казавшееся другим рискованным, неожиданным и невыгодным. Но время каждый раз показывало, что почти всегда я был прав…» Главное, он никогда не гнался за сиюминутным успехом: «Я сделал всего несколько ошибок в принятии решений, но именно тогда, когда отступал от этого правила. Тогда я на какое-то время попадал, как говорится, в «чужую колею», и требовались значительные усилия, чтобы из нее выбраться…»
«Ключевыми событиями» Владилен Степанович обозначил, во-первых, решение отказаться от учебы в Иркутском университете и «без какой-либо гарантии поддержки и успеха» уехать в неизвестность в Москву. Во-вторых, его уход в 1963 году из оптической лаборатории ФИАНа, где он писал диплом, в аспирантуру к профессору Н.Г. Басову. В-третьих, его продуманный переход спустя семь лет в только что организованный в Троицке Институт спектроскопии АН СССР (ИСАН), чтобы начать свое собственное научное направление, которое он сам называл «лазерным управлением атомами и молекулами». Еще Летохов неоднократно отказывался как от высоких административных должностей, так и от переезда за границу, уезжая лишь для чтения лекций в целом ряде знаменитых научных центров США, Германии, Швеции, Франции.
На мой вопрос в 1998 году: «Что держит Вас в России? Вам, ведь, конечно, не раз предлагали работу за рубежом?» — он ответил: «Предложений действительно было много. И в 1970-е годы, и сейчас. Вероятно, я мог бы иметь на Западе в смысле денег и прочего гораздо больше, чем здесь. Однако здесь, в более трудных условиях, я чувствую себя вполне независимым человеком. Там, за рубежом, часто ощущаю себя не в своей тарелке. Много лет я работаю в ИСАНе с моей командой. Это мои бывшие аспиранты, студенты. Всего у меня защитились более 60 кандидатов и с десяток докторов наук. Мы хорошо понимаем друг друга».
Тогда же Владилен Степанович познакомил меня и со своими исследованиями, и с коллективом: «На этой установке мы продолжаем эксперименты с лазерно-охлажденными атомами. Здесь еще в 1979 году проведен первый эксперимент по лазерному охлаждению атомов моим учеником Виктором Балыкиным, теперь доктором наук. Методы лазерного пленения и охлаждения атомов составляют примерно 15% моих работ. В области же лазерной физики, резонансного взаимодействия лазерного света с атомами и молекулами и применений лазеров я работаю с 1963 года, с момента поступления в аспирантуру ФИАНа. С тех пор удалось решить целый ряд проблем: разработаны методы лазерной спектроскопии сверхвысокого разрешения и пути создания оптических квантовых стандартов частоты. За эти работы в 1978 году мой покойный друг профессор Вениамин Павлович Чеботаев и я получили Ленинскую премию. Разработаны методы лазерной спектроскопии в ядерной физике, фотоселективной многофотонной лазерной химии многоатомных молекул и использование их для лазерного разделения изотопов и многие другие.
Сейчас мы с сотрудниками разрабатываем методы прямой визуализации трехмерной структуры биомолекул — чтобы в будущем создать физические инструменты, приборы, позволяющие прямо считывать, допустим, генетическую информацию. Как рассмотреть и изучить всю структуру ДНК напрямую, не разрушив ее? Такая задача еще не решена. А она должна быть решена. Потому что законы физики не запрещают создание такого инструмента. И это будет громадным достижением науки!»
Но я не могла не задать и такой вопрос: «Владилен Степанович, правда ли, что зарубежные коллеги не сразу оценили значение ваших работ?» Он ответил: «И да, и нет. Наши работы по лазерной многофотонной химии и лазерному разделению изотопов сразу получили большой резонанс. Но было и другое. По проблеме „лазерного охлаждения и пленения атомов» я выступал десятки раз с докладами и лекциями за рубежом в 1970-1980-е годы, прежде чем их подхватили зарубежные исследователи. Даже здесь, в СССР, на наши работы серьезного внимания не обращали. Объяснение в том, что не всегда другие понимают, что вы делаете действительно новое. Научная среда довольно консервативна. Далеко не всегда любят, когда кто-то добивается успеха. Особенно, если этот «кто-то» не принадлежит к одной из влиятельных научных групп. С другой стороны, чтобы получить хорошие результаты и не надо много людей. Несколько человек вполне успешно могут двигать вперед новое направление. А еще важна интуиция и вера в себя, а не надежда на других».
«Скажите, везение в жизни ученого играет какую-то роль?» — не удержалась я. Летохов сказал: «На ранней стадии. Конечно, очень важно попасть со студенческих лет в среду передовой научной жизни. Мне посчастливилось. Уже в 1960-х годах, еще студентом Физтеха, я делал диплом, а потом и диссертации в ФИАНе. Руководителем моей кандидатской был академик Николай Геннадиевич Басов. Я был еще аспирантом, когда он и академик Александр Михайлович Прохоров получили Нобелевскую премию. Все мы праздновали это событие, радовались, гордились. В то время ФИАН был очень передовым институтом — здесь рождалась квантовая электроника. Все работали с большим энтузиазмом. Это был расцвет отечественной науки».
То интервью я брала вскоре после объявления о Нобелевской премии по физике за 1997 год. «Эту тему не трогаем, будем говорить о науке»,— сразу предупредил Владилен Степанович. Он и в своих воспоминаниях деликатно ее обходит. Однако, отмечая значение развития методов охлаждения и захвата атомов с помощью лазерного излучения, Нобелевский комитет указал на важное значение работ ученых С. Чу, У. Филипса и К. Коэн-Таннуджи, отчего-то совершенно проигнорировав тот факт, что пионерские работы в этой области проведены группой ученых под руководством Летохова. Причем приоритетность исследований убедительно подтверждалась оригинальными публикациями, обзорными статьями и монографией «Давление лазерного излучения на атомы», которая была издана в 1986 году в СССР, а в 1987-м переведена на английский и вышла в свет в США.
Управлять же движением охлажденных атомов впервые в мире научилась группа ученых из ИСАНа еще в начале 1980-х годов. Как известно, американские и французские коллеги подключились к развитию этого направления уже на следующем этапе, когда отечественные исследователи не только разработали теоретические основы, но и выполнили первые эксперименты по охлаждению атомов. Более того, наши разработки позволяют понижать их температуру в миллион раз, в то время как предложенный американскими и французскими учеными метод — всего лишь от 10 до 100 раз. Подтверждением приоритетности наших работ могут служить и ссылки на них, которые появлялись в иностранных изданиях первые несколько лет. Увы, затем начали ссылаться на более поздние статьи. Дошло до казуса. Например, Клод Коэн-Тоннуджи, воспроизводя в публикации основную формулу для первого предела лазерного охлаждения атомов, принадлежащую В. Летохову, В. Миногину и Б.Павлику, ссылался на. Эйнштейна и Доплера — людей, живших задолго до изобретения лазера, а также на американских ученых, опубликовавших формулу на десять лет позже российских.
Однако ничтоже сумняшеся уважаемый комитет даже формулировку о присуждении премии образовал из названия статьи наших авторов. Двойной стандарт «нобелевцев», значительно принизивший вклад российских исследователей и переоценивший приоритет их западных коллег, явился на тот момент следствием не только «забывчивости» и предвзятости Запада к нашим ученым, но и доморощенного отношения в тот период в нашей стране к проблемам и запросам фундаментальной науки, не оставившего ей шансов достойно выходить со своими достижениями на мировую арену.
политика всегда мешает идти впереди своего времени
така как 100 тел это мало, скажу языком попроще, пиздуйте в науку
наука - скучная штука.
да и вообще, сорс бы тоже не помешал.
как-то занудно, если честно.
Мы строили, строили ... и наконец построили - но почему-то у нас все в теории, а у них все на практике ...
Мы строили, строили ... и наконец построили - но почему-то у нас все в теории, а у них все на практике ...
Чтобы написать коммент, необходимо залогиниться
