Реактор литературный

#Реактор литературный

Подписчиков:
23
Постов:
106

Наседка из леса

Скатиться по лестнице с чердака; приоткрыть дверь, чихнуть от лучика солнца, упавшего на веснушчатую физиономию. Немного сыро, ветер несёт запах сена, машинного масла, опилок. Стальные, инородные небоскрёбы Надзирателей за лесом бросят блики на хутор, но до них далеко, как и до ближайшего налёта. Можно жить. И хочется жить.
Из сарая доносится хор наседок, они уже давно проснулись и ждут, когда им принесут корма, разольют по поилкам, возьмут на руки, потискают. Мама вот-вот крикнет из кухни:
- Ром, где шляешься, иди, собирай!
И побежишь на склад, нальёшь, потащишь бидоны густого стеллерового, которое молоковоз с берега привозит раз в неделю. Откроешь ногой дверь сарая, и семнадцать пар глаз уставится на тебя.
Наседки вопят, но больше не от голода, просто рады видеть. Трутся, щекотят усами, лезут на руки: погладь, почеши за ухом! И, конечно, поставишь бидоны, обязательно погладишь, почешешь. Обижать кормилиц нельзя. Рыжий Тишка полезет под крышку, норовя опрокинуть, но не успеет – тут же разольёшь. Наседки разделятся в четыре неровные линии по обеим сторонам кормушек. Лакают, мурчат. Кинешь корма Тишке – осеменителю положено отдельно.
Наконец, придёт пора собирать яйца в сумку: обычно бывает не меньше шести-семи за утро. Больших, разных – белых, чёрных, серо-голубых. Потом принесёшь домой, мама пересчитает, часть припасёт для Надзирателей, для себя, а из пары приготовит вкуснейший омлет. Ты пока соберёшь ценную шерсть, уберёшь лотки, проверишь воду…

* * *
Но нет, всё будет не совсем так. Пока мать не позвала, плеснёшь в бутыль молока и побежишь за ограду.
Исполинские яблони давно отошли, лишь иногда нога давит поздние плоды. Тебе нужны не они. Там, в овраге под старой корягой древовидной клубники живёт дикая – из крепких, пятнистых, пугливых, тех, что несутся лишь раз в полгода. Ты долго приручал её, она уже почти не боится тебя.
Приходишь: наседка на охоте, и ты осторожно приоткрываешь листья.
Не ошибся. В гнезде, свитом изо мха, притаилось два яйца – чёрно-белое и трёхцветное, пёстрое. Мальчик и девочка. Ты решаешь: девочку оставим лесу, а мальчика, как подрастёт, заберём себе. Построим свою яйцеферму, выведем новую породу на зависть соседям, обрадуем маму, и, возможно…
- Кыс! Кыс-кыс, Мурка! – зовёшь ты. – Я молочка принёс!
Но ответа долго нет, лишь шумит кронами пустой лес. Тебя пугает коптер, прожужжавший над тропой, ты бежишь назад.
Бросила? Звери? Подстрелил дрон-охотник?

* * *
Ты возвращаешься снова и снова, пока не слышишь, наконец, в ответ заветное:
- Мяу!
И ты счастлив.

Приветствую реакторчане!

Заранее скажу, что этот пост точно так же как и предшественник имеет лишь условные права на нахождение в столь благородных тегах, а потому, что бы не вызывать народные волнения; все дальнейшие посты из данной рубрики будут публиковаться под не менее благородным "реактор литературный" и под собственным тегом "хищные огни" (рабочее название, изначально были "бледные огни" но Набоков меня опередил)

Для начала хотелось бы поблагодарить каждого, кто прокомментировал предыдущий пост (кстати вот ссылка). Да, реакция была не та, на которую я рассчитывал, но как и отвечал одному из комментаторов – каждое мнение важно и улучшает качество продукта. Без шуток – огромное спасибо. И прошу прощения. Ранее я выказал не достаточное уважение художникам реактора. Говоря откровенно я и вовсе был подвержен точке зрения описанной Solid T, а именно идиотскому предрассудку на вроде: "Ты же любишь рисовать, ну нарисуй мне по братски и за бесплатно пж" за это и извиняюсь. Хотя (я не пытаюсь себя оправдать) в то же время, если бы я хоть немного умел рисовать, то занимался бы этим каждый день. И рас уж речь пошла о рисунках:

Я сумел отыскать электронную копию "забав с карандашом" и совсем чуть-чуть освоится. Электронной доски у меня нет, но представленные на бумаге иллюстрации будут прикреплены уже со следующего поста (я на это надеюсь). Что в свою очередь аннулирует заявление про теги. Как быть? Лично я вижу вариант, писать отдельно в литературный тег и рисовать отдельно в каляки-маляки. Хотелось бы конечно сохранить целостность картины, хотя если и там и там использовать один тег, то вряд ли кто-нибудь запутается. Иллюстрации будут с описанием (ибо хрен поймешь что там нарисовано) точно так же как и главы будут публиковаться с небольшим предисловием и по две штуки за раз (но это не точно).
Первые две главы, которые чуть ниже, НЕ являются первой и второй главой соответственно. Скажем так, первая глава мне самому пока что не нравится за что и будет казнена/переписана, а вот вторую просто нужно чуть подправить. Со следующего поста они пойдут как надо т.е. первый пост 1,2 главы, второй 3,4, ну вы поняли.

Стоит так же сказать, что главы опубликованные сейчас несильно испортят общее впечатление, так как одна из них открывает для читателя трех новых персонажей, что значит – для персонажей эта глава первая, а вторая в свою очередь является второй же для Корнева (дорогой Ahiru  я про вас не забыл, футболка уже в печати), да, немножко спойлерненько, однако я и не планировал нагнетать интригу дольше чем пару глав. Еще отмечу, что главы написанные от лица Корнева будут отличатся от остального повествования, ибо,это как бы он их пишет. Задачка конечно не из легких и я сам вижу что пока невидно особой разницы, но опять же, по ходу дела Корнев будет ехать крыше, а это мне только на руку. Была даже аляповатая идея написать его последние главы на другом (выдуманном) языке с соответствующим шрифтом, эдакие записки зодиака, однако сама идея очень средненькая, да и бесплатный софт для осуществления я так и не нашел.

И опять к нелинейному повествованию. Я планирую сделать его номинально не линейным. Т.е событие Б будет показано чуть ранее чем событие А. Так к примеру (и это ну очень конкретный пример) в главе Б, нам покажут сотворение такого персонажа как "Чудовище" (краткое описание в предыдущем посте), но в главе А, которая чуть позже, будет рассказываться о том, как именно он был убит, причем повествование будет идти от лица убийцы. Ближе к середине все линии персонажей должны будут сойтись в одну, а хронология устаканиться.

Собственно, и вот мы снова с вами. Отдаю две главы С и Y вам. Прошу, будьте строги(но не так что бы я ушел в запой), особо попрошу придраться к Корневу, и его многолетнему заточению. После комментария от grixa я поправил кое что в устройстве бункера и тем самым дополнил лор. Так же предлагайте свои идеи, я поддерживаю мысль Core-XIV о том что в коллективе намного лучше пишется, пускай и изначальная задумка может видоизменяться.   

П.С. (в последний раз, вот прям честно) Чисто технический вопрос. Когда копируешь/вставляешь большие блоки текста в реакторовский редактор постов, то слова постоянно прилипают друг к другу примерновоттак и лично для меня еще в прошлый раз было гемороем подчищать это дело. Данный же пост по объему (так как в нем 2 полноценные главы) как минимум в три раза больше предыдущего, и вот я к чему. Я конечно постараюсь все исправить, однако если где-нибудь в тексте вы найдете сиамские слова – дайте знать. Вдобавок редактор так же съедает абзацы, их можно проставить вручную, но я жить хочу. И да, все вышесказанное ни в коем случае не относится к запятым, у меня с ними, то там, то тут бывают косяки. Всю (недолгую) творческую жизнь я то и дело пописывал тексты для всяких школьных спектаклей средней руки, в которых порой и играл, из-за чего, наверное, и смог закончить школу… короче говоря, я к тому что в подобного рода деятельности ты очень тесно работаешь не столько с текстом, сколько с голосом. Поэтому всякие: Аааа, так вот оно что! Написанные впопыхах и не проверенные, могут выглядеть как: а вот оно что. В общем, надеюсь, донес мысль. 

Благодарю за терпение.

                                                                                              Потерянные Дети 

- Прошу тебя, давай повернем обратно! – Ника дрожала, не ясно больше от страха или от холода. – Его нет уже! Сгинул, деревом стал, тьфу на него!
- Помолчи.
Идя прямо за братом, Ника все равно чувствовала на себе его холодный взгляд 
- Дурак ты! Они дети деревьев, дети леса! Они должны в лес уходить, нечего этой пакости с нами жить.
- Помолчи, пожалуйста, –голос парня чуть смягчился. – Ты можешь верить во всё, что хочешь, и говорить все, что взбредет в голову; можешь проклинать его и молится до посинения, но не делай этого сейчас, пожалуйста, не делай этого при мне.
Девушка не проронила ни слова в ответ. Дальше они шли молча.
Лес любил играть с людьми. Сейчас он был спокоен, даже листва под ногами почти не шелестела. Лес порой окутывает людей тишиной, заманивая свои объятья. Он может звать людей. Порой манит тихим шелестом и переливами света, а порой звать громко, навзрыд,раздирая душу своими воплями. Его голос сперва звучит в голове, но вскоре эхом отталкивается по всему телу. После этого человек уходит и не возвращается. Лес редко так делает. Те, кто молятся усерднее, вовсе не слышат демонического шепота. Старики, все как один, уходят, дети же… с детьми сложнее. Рожденные в дни, когда люди спокойно ходили по земле, обыкновенные дети, коих так мало –взрослеют и стариками уходят в чащу. Но те, которые родились после, те, которые не смеются - связаны с лесом. Бледные дети. Порой они говорят с деревьями,часами стоят в темноте, не спят ночами и смотрят на луну. Не все из них умирают в лесу. Бывает: пойдет в лес утром, а к вечеру вернется, пара царапин только на коленках. Разведчики говорят, что и старики, и дети, в конце концов, становятся деревьями. Один разведчик клялся, что однажды видел такое дерево. Мол, старик Павел ясенем стал. Наткнулся он на него и заговорил, как ни в чем не бывало.Ноги в землю вросли, части головы уже нет, рука веткой стала, вторая пока шевелится. Все закурить просил. Так, по крайне мере, рассказывали. Это все, что Виктор знал о лесе; не больше остальных.
Братишка Лоуф – один из бледных, – ушел накануне. И ладно, если бы днем, так ночью ушел. В такие ночи ни один ребенок еще не выживал. Виктор не хотел потерять брата, но позволить сестре пойти с ним было большой ошибкой. Как яростно она уговаривала взять её с собой, так же яростно она требовала теперь повернуть обратно. Они оставили лишь короткую записку, в которой уместилось только два слова: "Мы вернемся".
- Ну хватит тебе упрямиться. Подумай о матери, об отце ты подумай, Виктор! – не утихала девушка.
Какое-то время он молчал.Да, парень не был быстрее или сильнее всех, но умел постоять за себя и родных, умел молчать и слушать. Ответственный, рассудительный и спокойный, совсем как отец. Во всяком случае, таким он был до того, как младший брат ушел в лес.
Серый с седыми волосами,глазами цвета пепла Лоуф был человеком, но, как и все ему подобные, лишь отчасти.Новая церковь не даёт им имен, но нарекает их отродьями, бесами, чудовищами и тому подобным, силясь разглядеть в каждом из них человека...
- Мы прошли так далеко не для того, что бы повернуть назад, – произнёс Виктор. И в этот момент его настигло осознание. Он боится куда сильнее, чем сестра. – Ты права. Отец погорюет, но не долго, он справится. Мать не будет горевать вслух, уж это точно. Но в душе она будет проклинать тот день, когда не смогла уберечь своих детей от напасти.
 Помолчав секунду, вслушиваясь в треск под ногами, он продолжил:
– Но знаешь, останься мы дома, она бы все так же горевала. Не по нам, но также горько, так же молча, не выдавая себя, она бы угасала у нас на глазах. По-моему, разница не большая.
Он остановился, оглядывая участок земли, освещаемый тусклым светом факела.
- Это глупо. Ты говоришь глупости!
- Наверное, – он вздохнул, не отводя глаз от точки на севере. Там было нечто, так и манившее пойти в ту сторону.
– Ты можешь идти домой,если боишься. Поворачивай назад, скажи, что это я тебя за собой потянул, соври как-нибудь. – сказал он не оборачиваясь.
Сестра захлопала ресницами, словно, не понимая смысла слов. 
- А ты?
- Я найду братика, мы вернёмся, и всё вернётся на свои места. Он вырастет, и вся эта дрянь уйдет… Всё будет, как раньше, как в детстве, и… – он лихорадочно перебирал в памяти слова.Он не верил в их действительность, но очень хотел, чтобы что-то светлое разогнало густую лесную тьму.
- Ты дурак. И я дура. Ненужно было нам сюда идти! Дурак, – затихла. Она не хотела оставаться одна.
Девушка повернула на месте. Шагая вперёд, удаляясь от брата, она иногда оборачивалась на свет где-то вдалеке. И с каждым шагом он был все меньше, и все слабее светило её собственное, маленькое солнце. Лес живой. Он делится своей жизнью со многими тварями, обитающими в темноте. Но не они убивают заплутавших детей. В самые темные и самые тихие ночи, когда дикие твари забиваются в глубокие норы, все живое поглощает тьма. Густая, липкая, живая тьма, пожирающая все вокруг; она пожирает огонь, человека, их души. И в какой-то момент уже не остается ничего в темноте, ибо даже луна не способна пробиться через могучий потолок древесных крон. В такие ночи тьма оживает.
Холод становился все сильнее. Факел, который раньше хоть и немного, но грел, сейчас и сам жался поближе к ветви, на которую был посажен. Он умирал. Вместе с ним, думала Ника,умру и я. Она стала молиться про себя. Лес не любил молитвы, но огонь от них светил сильнее. Она видела это своими глазами: от томных песнопений тучных священников со свечами в руках, последние светили все ярче и ярче, пока не сгорали, оставляя на руках ожоги.
Но молитвы, спасающие в шумные ночи, были бессильны теперь. Деревня, родная "Осенняя", была далеко,а огонь уже совсем погас. Какое-то мгновение, огарок еще тлел в девичьих, не боящихся ожогов, руках. Но вскоре мир исчез. Пропали кроткие очертания земли под ногами и древесных стволов вдалеке. Осталась лишь тьма. Ноги подкосились.
- Во мне есть свет… и светом мы опаляем... – девушка лепетала слова новых молитв, путая смысл и строки, забывая, кто она, и зачем пришла сюда. – в огне сгорая… покой обретя…
Она уже лежала ниц,прижимаясь щекой к траве, которая шевелилась, то ли по велению лесного бога, то ли от бреда, поселившегося в мозгу. Тьма поглощала, давила своим весом, не оставляя и следа от бывшего человека. Мир исчез окончательно. Не осталось ни чувств, ни воздуха в легких, ни мыслей в голове. Все от макушки до пят заполнилось липкой тьмой, скорлупу, бывшую когда-то человеком, окутала трава.Скоро она станет частью леса.
- Мы плая… и угасаем мыво тьфе… - слышалась чья-та молитва.
Кто это, думалось ей. Неужели,кроме неё, здесь еще кто-то есть? Частица тьмы, частица леса, которая была кем-то другим, до сих пор, не знала ответа. Тьма была едина. Она была везде. От вершин могучих гор, пробивающихся через кроны, до спокойной глади черного озера, где в подобные ночи прячутся русалки. Тьма не ощущала боли прежних жизней, она была едина… Но во тьме все еще кто-то был. Чей-то голос никуда оставался там, подле укутанного в траву кокона. Голос креп в сознании, становился всё громче, возвращал к жизни что-то, забытое миллионы лет назад. Хриплый, он разгонял тьму в самом сердце…
Красное пламя пульсировало над головой. Два красных огонька, живых, но диких. Её трясло.Кто-то подхватил тело и мчался во весь опор. Совсем близко слышались стоны и хрипы. Зрение возвращалось. Вокруг, насколько хватало света от крошечных огней, не было ничего, кроме знакомых тел. Также,как и Ника, они лежали рядом, в охапке огромных волосатых рук и длинных черных с оранжевым прядей. Кто-то нес эту девушку в руках.
- Погаснув однажды, мы разгораемся вновь… - твердил откуда-то голос. Мерное покачивание убаюкивало,встречные ветер наливал легкие жизнью, тихий шепот, погружал Нику в сон. 


                                                                                         Забытый Ученый

12 августа. 1961 года. Антон Корнев. 74 запись. О новом открытии.  

Я не поэт. Те из нас, кто по глупости своей считают себя мастерами в той или иной области, лишь лицемеры, прозябающие на задворках истории. Нет, я не поэт. И, увы, также, как и на литературном поприще, в области своей избранной профессии я потерпел крах. Ученые - пророки завтрашнего дня,храбрые воины на поле, вселенской битвы. В мудрости своей они должны выслеживать и вгрызаться изголодавшимися зубами в теплое нутро истины. Вчера я потерял право именоваться одним из них. Итак, пред очами читателя (надеюсь, что эти записки будут найдены) я лишь ничтожный обыватель, запертый умом в темнице собственных предрассудков, точно так же, как и телом, в казематах бункера. Но,говоря откровенно, не все еще потеряно. Да, моя, пускай и роковая, ошибка, всё же может быть исправлена. Как школяр, нагло переделывающий неудовлетворительную оценку, я намерен обратить на благо своё невежество.
Но сперва, дабы поддержать мнимую иллюзию литературного произведения, я намерен поведать дорогому читателю данных манускриптов, каким же образом разворачивались вчерашние события. Будучи профаном в области практической инженерии, после недавнего инцидента с последним из рабочих генераторов, я не удосужился проверить, в чем заключалась суть поломки.Роковая, как мне показалось, ошибка, в итоговом счете привела меня сюда. Из потемок ослепительного света, в блаженное лоно покойной тьмы. Но вновь, возвращаясь к теме данной записи…
Ровно три дня прошло с момента поломки, как новое горе настигло меня. Лежа на старой армейской двухъярусной кровати, я силился уснуть,ибо мое бедственное положение вынуждало меня держать неустанные очи фонарей всегда открытыми. Но сам я, так как не отношусь к породе забвенно спящих при свете дня, не мог уснуть под гнётом светил. Так как человеку не дано отмерить это время, я уснул через неопределенный промежуток времени. Из снов о мягкой постели и пище, чуть более лучшей, чем навоз (так как лишь отвратные сухпайки оказались припасены в закромах бункера), из этих сладких мечтаний я был вырван,словно сорняк, в гнетущую реальность. Фонарь над головой, ровно, как и лампа,стоящая на тумбе вблизи кровати, мерцали, словно бы подмигивали, предвещая мою кончину. Медлить было нельзя. Я знал, что в любой момент свет может погаснуть,а потому, наученный горьким опытом, я решил не медлить. Выскочив из постели нагой,в одном исподнем, я направился к генератору. Благо, общая спальня, была лучшим пристанищем, чем упомянутый в предыдущей записи кабинет, так как находилась вблизи технических помещений.
По мере моего продвижения через стальные коридоры,фонари то и дело сбоили, оставляя дурака наедине с темнотой и собственными страхами. Тогда, помнится, я рассудил, что не иначе как по воле некой мифической силы, мой темный попутчик не пришел по мою душу. Воистину – блаженны не сведущие. Поравнявшись с генератором (светила в тот миг так же выровняли свою работу), я обнаружил, что никакой поломки нет. В тот же самый миг ко мне пришло осознание. Недавний мой удар, вызвал неминуемое протекание в громадном баке генератора. И все это время жидкий эквивалент света вытекал на пол, капля за каплей. Наскоро забив пробоину лежащим рядом куском холщовой ткани, я направился вниз, к топливным бакам.
Чудовищных размеров звери вновь предстали пред уставшими глазами. Величественные, они уходили вдаль на километры. Резервуары Шухова, поддерживающие жизнь в фонарях, на протяжении стольких лет, казались мне в первые дни заточения источником неисчерпаемым. Как же я был слеп. Проходя все дальше, мимо опустевших баков, сжимая канистру в руках, я то и дело задумывался, каким образом столь чудовищное подземное сооружение может существовать, не вызывая при этом обвала породы. Ответ пришёл ко мне лишь день спустя - сегодня. Одна из записей Пелиховой, мир её праху, разъясняет сполна данную аномалию. Запись эту, переписанную из толстой подшитой сводки, я прикреплю далее к своему рассказу;

"ligno giantis" Приложение А; Выдержка из серии докладов "О таящихся в темноте" А. М. Пелихова;
Со временем, корни этих деревьев, образую плотную, сравнимую лишь с самими деревьями структуру. Это не поддается описанию. Система, подобной которой нет ни в одном животном царстве. Как указано выше; рост зараженных деревьев отличается от подобного у здоровых, повышенной скоростью развития и выработки меристем. Очевидно, что именно последнее в ответе за столь чудовищные размеры. В то же время, произрастание корней, непомерно отличается от оного у обычных представителей лесной флоры. Обычные растения, в обычной среде, стремятся обходить препятствия на своем пути. Наткнувшись на преграду, корень посылает сигнал в ростовой центр и меняет траекторию роста. Корни giantis работают совершенно по-иному. Столкнувшись с крупным препятствием (мы говорим о размерах, соотносимых с giantis) корень стремится отделиться от центра и образовать свой собственный. Со временем новообразование "оплетает" препятствие множеством мелких корней, заворачивая крупные объекты в некое подобие древесного кокона. Как только мелкие корешки окрепнут и процесс "оплетения" будет завершен, кокон переходит в третью фазу – выращивание новой особи. Что удивительно - новые особи, точно так же, как и сами Ligno giantis не нуждаются в пропитании и не лишают землю питательных веществ. Напротив, новообразования обогащают почву, создавая вокруг кокона питательную среду.
Таким образом, мы можем контролировать рост зараженных особей. И даже применять корни giantis в архитектуре и сельском хозяйстве. (прим.– запрос на проведение полевых испытаний подтвержден)
Конец приложения А "ligno giantis";

Конечно, я не могу ничего утверждать. Но мне всё же кажется, что указанное "полевое испытание" было успешным. Иначе я не могу объяснить, каким образом данная конструкция не обвалилась в процессе постройки.
Продолжим.
С каждой пройденной опустевшей цистерной, я воскрешал глубоко погребенные в себе страхи. Но, пересчитав всё дважды, и подойдя к концу помещения, я с благоговеньем взглянул на последнюю цистерну. Последняя из бесконечной гряды близнецов. Примерно через шесть с половиной месяцев, она так же не будет иметь значения, опустошенная потребностью старого глупца в свете и пропитании.
Заверив показатели и наполнив канистру, я побрел обратно к генератору. "Расход всегда разный. Как долго я продержусь? Что будет потом? Может бежать? Но куда? "Осенняя"? "Сливово"? Один грузовик еще на ходу" Я продолжал терзать себя мыслями, покуда мой мир не исчез. Железная канистра упала на пол. Свет красных аварийных фонарей, тускло отбивавшийся от бортов гигантский цистерн, предвещал меня о прибытии кошмара.Ибо там - далеко, у самого дверного проема уже стояла сгорбленная, безликая фигура, замеченная мной не сразу.  
Существо медленно следовало по направлению ко мне. Как выяснилось позже, оно не способно к быстрому передвижению. Неотвратимая, неминуемая,долговязая, черная, покрытая короткой шерстью, безликая смерть.
Признаюсь честно, мне казалось, что в конце все будет не так. Описания, выуженные из книг, красочные рассказы, готовили меня к покою. Умереть, уснуть, и видеть сны.Так я представлял свой последний миг – покойный, блаженный сон. Но, увы. Непринятие, не блаженная улыбка отражалась в тот миг на моем лице, но маска ужаса, да красный свет фонарей. Я не принимал смерть, я отчаянно перебирал варианты. Все человеческое во мне твердило, что чудище огромно, но костляво,возможность если и есть надежда, то в борьбе! Податься вперед, накинуться на чудище, сразить его ударами! Но тот, кто видел порождения леса в деле, знает -спасенья нет. Горящие кости, духи, раздирающие тело изнутри, лисы, заманивающие обученных и экипированных бойцов в болота. Я читал отчеты. Страницы, испещрённые черной краской, повествующие о кошмарах, невообразимых, не людских, немыслимых. Спасенья нет.
Смерть подошла ко мне вплотную. Из-за темноты я не мог различить все детали, однако никогда еще я не видел эту фигуру так близко. Ноги высотой с половину меня (метр минимум). Коротенькое тельце. Руки от самых плеч до пола, крючковатые когтистые пальцы и лицо. На удивление, Смерть не была безлика – множество крошечных, свиных глазок украшали её.
Я не хотел умирать. Я не мог спастись. Я это знал, но отказывался принять судьбу. В тот самый момент, когда сердечный приступ мог бы положить конец моей истории, вселенная решила преподнести мне подарок.
Весь страх, ужас и безумие улетучились – покинули мое тело. Немыслимое, не людское разочарование нахлынуло на меня, утопив в океане собственной глупости. Существо всё так же стояло, глядя свысока на меня, рука его пошевелилась, однако она не причинила вреда. Через мгновение, существо все так же неизменно стояло, сжимая в костлявой лапе канистру, уроненную мной ранее.Тогда мой мир озарился. Стоя посреди огромного помещения, залитого переменчивым красным светом, я взирал на свое прошлое. Долгие годы страха и беготни, долгие бессонные ночи, залитые светом.  Страх не позволял мне видеть дальше очевидного. Факт, выстроенный в первые же дни изоляции, когда я узрел существо оказался ложью. Столько лет во мне крепла моя собственная ложь.
Существо, запертое со мной наедине – не опасно. Я засмеялся. Упав на колени, я уже не мог сдерживать ни смеха, ни слез. Мой товарищ по несчастью наблюдал за картиной подлинного счастья недвижимо,предоставляя мне карт-бланш на истерику.  
Покончив со срывом, я встал. Ксенофобия, толика которой таится в каждом из нас, не позволила мне прикоснуться к нему, однако я без затруднений обошел существо с боку. Но через доли секунды красные лампы умолкли, прохладный бетон, вновь принял мои объятья  
Дальнейшие события, увы, вспоминаются мне смутно.Однозначно можно сказать, что горючее было доставлено, однако не использовано.Я очнулся, лежа на втором ярусе вышеупомянутой кровати, глядя (не без толики страха) в глаза своего попутчика. Существо, которое отныне мы будем считать разумным, смотрело на меня без интереса, однако никакой агрессии в крошечных глазах я не смог обнаружить и по сей день. Помню, был миг, когда я боялся пошевелиться,дабы не задеть его, однако вскоре попутчик сам отошел, дав мне тем самым спуститься вниз (ибо стоял он вплотную, прижавшись грудью к кровати). Глаза мои после сна были привыкши, но осознание того факта, что я стою посреди кромешной тьмы пришло ко мне чуть позже.  
Я обнаружил канистру и даже не одну, стоящую подле генератора в окружении своих сестер. Все найденные мною ранее сосуды для горючего были наполнены и расставлены в три ряда (ровно двадцать семь штук). Как вы можете догадаться, я был изумлен. Конечно, возможно и то, что я в полусне или бреду, самолично наполнил и перенес их. Но уверяю вас мой возраст не позволил бы поднять и половины без грубой боли в мышцах, которую я по пробуждении не ощущал. Из чего может следовать лишь один, пускай и невероятный вывод. Мой товарищ сам совершил это деяние. Сейчас, данный поступок кажется мне больше не подарком, но жестом доброй воли, оливковой ветвью, так сказать.
С тех пор мы неразлучны.
 Скажу прямо,делать записи при свете свечи не доставляет мне особого удовольствия. Но никогда еще мое пребывание в застенках этой станции не было так приятно. Даже в дни её расцвета, когда настырные студенты сновали здесь под аккомпанемент моих бывших коллег и неизменно угрюмых солдат, я не был та счастлив. Ибо сейчас я как никогда близок к истине. Доселе человеку еще не удавалось установить союз с представителями разумной лесной фауны. Определенные прецеденты, конечно, были,однако все исследования социальной культуры таких существ как"Русалки" или "Лисы" лишь за редким исключением не опираются на крупицы знаний, полученных из докладов Пелиховой. Я, в свою очередь, уже пронаблюдал как минимум одно выражение социальной адаптивности одного из ранее незамеченных видов. Стоит сказать, что обширный труд, под вычурным названием "О таящихся в темноте" содержится в моей библиотеке лишь частично, и нельзя с полной уверенностью утверждать, что существа схожие с моим товарищем не были внесены в каталог ранее. Но в то же время, если бы мы смогли достичь столь значительного прорыва во взаимодействии с существами, ранее называемыми не иначе как противники, то я бы об этом знал. Из чего следует, что я стою на пороге великого открытия.
На сей ноте, вынужден прерваться. Ранее мне приходилось делать записи, не жалея себя, ибо каждый день мог стать последним.Но сейчас, когда угроза миновала, я со спокойной душой, могу потчевать себя минутой-другой покоя и отдыха.
Конец записи.

Корнев оставил клавиши компьютера. Потянувшись в кресле, он опрокинул голову. Столкнувшись взглядом с существом, он невольно улыбнулся и запустил пальцы в редеющую плешь. Существо не двигалось.
Посидев так несколько минут, он встал и приготовил софу ко сну. С каждым шагом он все сильнее ощущал на себе взгляд крошечных глаз. Убедившись, что попутчик все так же стоит на месте, старый профессор снял сорочку, брюки и очки. Укрывшись простынею, он продолжал краем глаза осматривать чудовище, но довольно быстро бросил это занятие, погрузившись в сон. 
Человек крепко уснул. Стоя над кроватью существо не мигая изучало старого знакомого. При свете маленьких солнц он не видим и не слышим вечно следовал за человеком. Точно также прозрачный, он наблюдал, как из раза в раз несчастный старик мечется в постели, борясь то ли с назойливым светом, то ли с кошмарами. Сегодня его лицо было блаженно. Никогда еще дитя леса не видело людей такими. С самого того дня, когда он, невидимый, забрел в суетливые коридоры, он видел лишь вечную спешку – проклятие людского рода. Он видел эвакуацию. Весь день и часть ночи, когда мощные прожекторы вокруг базы освещали территорию, он наблюдал за тем, как кричащие и напуганные, кто с оружием, кто без, люди хватали все что можно и запрыгивали в уносящиеся куда-то самоходные конструкции. Все, кроме этого человека. В тот день старик вернулся, чтобы забрать пергамент с картинками. С того самого дня, они были неразлучны. Когда военные забрали мощные прожектора, человек мог быть в безопасности лишь в застенках подземного строения. 
Огромная рука оторвалась от пола и неестественно обернулась вокруг своей оси, так, что громадная ладонь оказалась над огнем свечи. В тот самый миг, когда отверстие посреди огромной лапы стало размером с небольшую монету, крючковатые пальцы сомкнулись над огнем, не успев исчезнуть. 


Это был конец главы вот прям - все. Но у меня все еще есть что сказать; во первых благодарю тех кто дочитал до сюда, а во вторых; псссс! Ahiru, я это... не шучу. 

Дневник попаданца в инквизитора

Запись 1. — Ура! Перемещение в чужое тело прошло успешно. Мало того, я оказался в теле профессионального инквизитора. Наконец-то я смогу исправить исторические ошибки и спасти множество хороших людей, загубленных этими извергами в рясах. О, и я вроде допрашиваю какого-то еретика. Надо будет его поскорей освободить.
(позже) Попытки объяснить еретику, что я отпускаю его на свободу, закончились обильной руганью в мой адрес. Если честно, я слегка обиделся и пару раз приложил хама раскаленным прутом. Еретик тут же перестал браниться и начал выдавать информацию, пароли, явки, места собрания членов секты. На шум прибежал мой начальник — отец Иоанн, — старательно записал все, что говорил допрашиваемый, похвалил меня за результат и слегка пожурил за рвение. Ничего не понимаю!
Запись 2. — Проводили арест еретиков. Какой кошмар! Умнейшие люди эпохи, ученые, философы и мыслители, по моей вине окажутся в гнусных и гадких подземельях инквизиции. О, идея! Встану у задней двери, отошлю стражу под каким-нибудь предлогом, а затем постараюсь тихо вывести бедолаг, пока отец Иоанн будет ломиться к ним через главный вход.
(позже) Попытался объяснить еретикам, что хочу их спасти. Те в ответ достали ножи и попытались меня зарезать. Пришлось вспомнить навыки дзюдо, самбо, да и тело, в которое я вселился, так же неплохо знало навыки рукопашного боя. Итог — две сломанные ноги, три руки и одного я хорошо приложил об стену так, что он вроде уже и не дышал. На шум прибежал отец Иоанн. Восхищенно похвалил меня за проделанную работу, пожурил за то, что отпустил стражу. Пообещал замолвить за меня словечко перед епископом. Ничего не понимаю!
Запись 3. — Поступил донос на ведьму. Бедная, несчастная женщина, занимающаяся врачеванием и искренне желающая помочь всем больным и страждущим! Из-за косности и суеверий умнейший человек должен пройти адские муки и отправится на костер. Но я не могу этого допустить! Поговорил с отцом Иоанном. Попросил пустить меня первым, чтобы лично убедится в том, что ведьма настоящая. А уж там под шумок постараюсь уговорить её сбежать.
(позже) Ведьма мило приняла меня, выслушала мои убеждения, после чего предложила выпить за дружбу. Мол, у неё есть шикарнейший отвар из трав, который прочищает мозги. В процессе заваривания краем глаза заметил, что она капает в мою кружку какое-то зелье. Не то что бы я страдал паранойей, но, улучив момент, кружки подменил. В итоге ведьма упала на пол и стала корчиться, воя от боли. Я бросился оказывать ей первую медицинскую помощь. На шум прибежал отец Иоанн, просветлел лицом и поблагодарил меня за распознание да поимку ведьмы. Слегка пожурил за чрезмерный риск и попросил быть осторожней. Ничего не понимаю!
Запись 4. — Узнал что назавтра назначено аутодафе. Какой кошмар! Невинного человека ждет страшнейшая мука: быть сожженным на костре. В таких условиях я должен что-то предпринять. Например, подстроить побег!
(позже) Попытался освободить еретика. Тот в ответ обозвал меня "папским псом" и "бичом божьим", после чего попытался придушить. Пришлось хорошенько приложить его головой об стену. На шум прибежали стражники и отец Иоанн. Пришлось рассказать им байку про то, что виновный попытался бежать, а я его остановил. Отец Иоанн выразил свою благодарность. А один из стражников шепотом сказал другому, что имея дело с такими инквизиторами, лучше сразу проследовать на костер. Меньше, мол, страдать будешь. Ничего не понимаю!
Запись 5. — Отец Иоанн, как и обещал, устроил мне личную встречу с епископом. Боже, какая отвратительная рожа. Весь в золоте, цацках, лицо жирное и маслянистое со следами порока. Не выдержал и высказал в лицо епископу все, что я о нем думаю. О том, что страсть к золоту и излишеству губит людей и церковь в том числе, и что такими темпами человечество весьма быстро скатиться в хаос. Скорей всего, это последнее моё деяние здесь, но в таком случае хоть моя совесть будет чиста. Я сделал всё, что мог.
(позже) Епископ долго хохотал, после чего заявил, что давно не видел такого чистого душой фанатика, при этом еще и обладающего многими талантами. Прибежавшему на шум отцу Иоанну епископ поспешил объявить, что забирает меня в свою свиту. Ничего не понимаю!
Запись 6. — Епископ решил навестить замок одного местного герцога. По слухам, тот мечтает о расколе церкви и пытается избавиться от власти Ватикана. Чудеснейший человек! Надо строить царство разума, не опираясь на каких-то там святош. По прибытии в замок постараюсь его предупредить о том, что его планы стали известны в высших кругах. Пусть поостережется.
(позже) Отвел герцога в тихий уголок. Если честно, даже сказать ничего не успел, как тот натравил на меня своих слуг с криком: "Я знаю кто ты такой - Бич Божий!" Тут, если честно, мне стало слегка туго, но на шум прибежали епископ с отцом Иоанном и дюжиной стражников. Герцог сразу сник, начал каяться и умолял не отдавать его в мои руки. Епископ поблагодарил за хорошую службу, но пожурил за чрезмерную самостоятельность. Ничего не понимаю.
Запись 7. — Сидел в трактире и запивал свое горе отвратительным пивом. За соседним столом разразился диспут на тему инквизиции. Надо же, оказывается, тут есть еще смелые и чистые сердцем люди, готовые выражать своё мнение в открытую! Надо будет присоединиться к ним и послушать, что они скажут. Быть может, там я обрету союзников?
(позже) Люди, оказывается, обсуждали меня. Мол, есть такой изверг и душегуб, прозванный в народе "Бичом Божьим", поскольку извел людей куда больше, чем хваленый Атилла. Попытался им мягко возразить и доказать, что мной двигали лишь благие намерения и желание сделать мир лучше. В итоге, в самый разгар диспута получил пивной кружкой по голове, после чего немного разозлился и слегка вошел в раж. Прибежавший на шум отец Иоанн привел с собой стражу, которая и арестовала избитых мной горожан. Люди смотрели на меня с ужасом, а отец Иоанн шепотом заявил, что слухи о моей персоне дошли до ушей Папы, так что мне стоит готовиться к дальней поездке. Ничего не понимаю!
Запись 8. — Поездку пришлось отложить. В окрестностях бушует крестьянское восстание, возглавляемое неким священником-бунтарем. Звучат призывы к тому, что нужно свергнуть власть зажравшихся баронов и церкви. Какое счастье слышать о том, что в этом мире есть люди, готовые сражаться за свою свободу! Я должен непременно им помочь! Уговорю епископа отправить меня на переговоры, а там буду потихоньку наставлять своих потенциальных союзников!
(позже) Переговоры продолжались нормально, вплоть до того момента, когда лидер повстанцев узнал моё имя. После чего он тут же встал на колени и принялся каяться во всех грехах. Умолял о прощении и снисхождении. На шум прибежали крестьяне, услышали моё имя и бухнулись рядом со священником. Стали активно брать вину на себя и просили пощадить святого отца, поскольку его лишь немного бес попутал и он может еще всё искупить. Ничего не понимаю!
Запись 9. — Очередная шумиха. В городе появился изобретатель, создавший машину, на которой можно печатать всевозможные рисунки. И естественно, что он тут же использовал её для создания листовок, порочащих церковь. Какая удача! Такие гении не должны пропадать впустую. Их задача — продвигать торжество науки и прогресса. Я должен положить голову, но спасти этого человека.
(позже) Спасение прошло как то не по плану. Нет, я сумел добраться первым до изобретателя, опередив стражу. Даже поговорил с ним нормально. А потом заметил пару рисунков, изображавших меня. Ну, точнее, похожих на меня, но в слегка неподобающем виде. В итоге, когда на шум прибежали стражники с отцом Иоанном, я уже слегка остыл. Сам отец Иоанн долго изучал устройство машины и в итоге назвал её полезной штукой, пригодной для печати святых трудов, папских булл и энциклик. Но долго интересовался, почему у изобретателя сломаны пальцы, а из задницы торчат скрученные в трубочку листы бумаги. Начинаю что-то понимать, хотя всё равно ничего не понимаю.
Запись 10. — На удивление тихий день. Никаких арестов, допросов, криков, казней. Одни лишь бесконечные молитвы, от которых я решил спрятаться в библиотеке. Перебирая книги, наткнулся случайно на "Молот Ведьм". Ради интереса решил изучить. Боже, какая жуткая книга! Впрочем, чему удивляться, раз она была порождена в столь тёмное и гнусное время. К тому же, большая часть методов явно взята с потолка и не может быть использована как рабочая.
(позже) Увлекся чтением. По привычке начал делать заметки на полях, разбирая ситуации с точки зрения известной мне анатомии, физиологии и психоанализа. Не заметил проходившего мимо епископа. Тот, оказывается, долго смотрел мне через плечо, периодически крестился, молился, а когда я всё-таки его заметил, с настороженностью произнёс, что поездку к Папе лучше пока перенести. От греха подальше. Ничего не понимаю!
Запись 11. — Пока я возился с книгами, оказывается, отец Иоанн поймал алхимика и готовит его к допросу. Я не могу остаться в стороне! Алхимики  основоположники современной науки. Многие открытия великих ученых появились на свет лишь благодаря бесчисленным опытам этих малоизвестных личностей. Поэтому я должен его спасти и, возможно, передать толику знаний, которые смогут подстегнуть средневековую науку.
(позже) Алхимик оказался тем еще дубом. Только и нудил на тему создания философского камня из конского навоза. Попытался объяснить ему основы органической химии, так он аж заикаться, бедный, начал. А когда я нарисовал таблицу Менделеева, тут же покаялся во всех грехах, заверяя, что готов хоть на дыбу, хоть на костер, лишь бы его оставили в покое и не учили столь извращенной ереси. Ничего не понимаю!
Запись 12. — Снова ходил в библиотеку. Наткнулся там на студентов, которые вели какой-то богословский спор. Заметив меня, попросили рассудить, кто из них прав. Поскольку я в этом ничего не понимаю, то отмахнулся и сказал, что всё есть ересь.
(позже) Студенты арестованы и подвергнуты допросу. Причем привели их свои же сокурсники. Как оказалось, опасаются моего гнева. Сами виновные уже во всём покаялись и готовы понести наказание. Ничего не понимаю!
Запись 13. — Приснился демон. Заявил, что в глубинах ада меня признали самым опасным противником. Но убивать пока не спешат, потому что хотят завладеть моей душой, как самым ценным, что есть на этой планете. Спросил, что я за нее хочу. Отлично, хоть с помощью инфернальных сил я наконец-то смогу узнать величайшие тайны вселенной! Стал задавать вопросы из области квантовой физики и теории струн, поинтересовался сущностью темной материи. Демон смутился, ответил, что в школе их этому не учат, и поспешил сбежать.
(позже) Проснулся. В комнате ощутимо пахнет серой. Среди стражников и монахов ходит ужасающий слух, что я с полпинка изгнал демона, покушавшегося на мою душу. И да, я наконец начал понимать, что я здесь лишний. Остается лишь одно: вернуться обратно в своё время. Но голос разума и торжества справедливости рано или поздно возьмет верх! И там, где не получилось у меня, с лёгкостью пройдут мои последователи! Аминь!
Автор: Денис Куприянов

Все идет по плану

,Реактор литературный,разное,Александр богданов,рассказ,Истории,утренняя минька


Два года назад охрана заворачивала меня у входа. Только для взрослых, говорили они, детям нельзя, говорили они!.. Ха! Вот он я! Обдурили дурака на четыре кулака!
И сегодня я получу вожделенный трофей.
Интересно, что это будет? Секс? Наркотики? Насилие? Вряд ли. Этого добра нынче достать не составит труда даже пятилетнему. Походу, там такое запредельное удовольствие, что мне даже не снилось!
Ух, аж дух захватывает! Но — спокойствие. Моё лицо должно оставаться нейтрально-равнодушным до самой кабинки. Только бы не раскрыли!
Хотя мне ли бояться? Я прошёл все круги ада, чтобы стать похожим на взрослого. Новое тело, подделка документов, подпольные курсы «говорю как взрослый», зубрёжка тысяч идиотских новостных лент и ещё более идиотских правил. Голова чуть не вспухла!
Зато теперь любой взрослый примет меня за своего.
Прохожу мимо рамки. Тихо матерюсь, огрызаюсь на охранников. Всё по заученному сценарию. Те довольно улыбаются. Наивные! Думают, что ребёнок сюда никогда не проникнет, вот и расслабились.
Ничего, ничего. Скоро я узнаю, что тут происходит!
Тесты на взрослость. Намеренно ошибаюсь в нескольких ответах. Собеседование прохожу со скучающим видом. Сальная штука в адрес сотрудницы. Та краснеет и пропускает дальше.
Всё идёт по плану.
А вот и вход в кабинку. С ленцой открываю её, хотя внутренне готов прыгать от счастья.
Сажусь в кресло.
Вокруг — приглушённый свет, играет тихая древняя мелодия.
— Устраивайтесь поудобнее, — раздаётся вокруг. — Откиньтесь в кресле, закройте глаза. Расслабьтесь.
Закрываю. Тело фиксируется мягкими ремнями. К голове подключаются электроды. Вот сейчас начнётся!
Голос растворяется, становится зыбким:
— Возраст: тридцать пять лет. Предстоит тридцать погружений. Мы достанем из ваших воспоминаний самые счастливые моменты за каждый предыдущий год — до пяти лет включительно. Погружение полное, вы снова вернётесь в то время...
Что?! Но мне и шестнадцати нет...
15
Вчера мне стукнуло пятнадцать. А сегодня Миха утащил меня на космодром. Он давно готовился, искал изъян в системе защиты. И нашёл! Мы без проблем взлетаем. Обалдеть, какие тут виды!..
10
Юка на два года старше. Никогда даже не смотрит в мою сторону. Но сегодня я подошёл к ней после школы с букетом роз. Юка засмеялась и поцеловала меня в губы...
5
Мама! Ура, мама пришла с работы! Какую нямку она сегодня принесла?..
0
У-а! У-а! А-а-а-а-а-а!
-1
Салон «Только для взрослых» содрогнулся от звуков сирены. Холодный голос вещал:
— Тревога! Кабинка номер семь! Смерть мозга! Срочно в реанимацию!..

Валька и Графомания


Мальчишка поднял руку и постучал в дверь. Робко, негромко.
Дверь осталась запертой и молчаливой – ни шороха, ни скрипа. Валька стрельнул глазами по сторонам, на всякий случай оглянулся, тронул карман рубашки. В кармане что-то зашуршало.
Дом еще допотопный, наверное. Холодная лестничная площадка, тусклая лампочка под обшарпанным потолком почти ничего не освещает. Краска на стенах – гордые Кордильеры и бесконечные Марианские впадины. Ну и место для встречи, бр-р! Мальчишка передернул плечами, постучал снова, на этот раз громче.
Дверь наконец-то дрогнула, отворилась. В щели показался нос, длинный и заостренный.
– Северус Снейп жив, – еле слышно прогундосил нос.
– Воистину жив. И свет Элендиля да пребудет с ним, – также тихо отозвался Валентин.
Нос нырнул обратно в тень, дверная щель расширилась.
– Проходи.
Валька не без внутреннего трепета переступил через порог. В прихожей было темно, он споткнулся о чьи-то ботинки и чуть не грохнулся на пол. Его вовремя поймали, но мальчишка ощутил себя виноватым за собственную неловкость.
– Прости, – прошептал он.
– Гесер простит. Иди в зал.
Валентин пробрался меж трехногой табуретки, подставки для зонтов, замызганных кроссовок, лаковых туфелек на каблучках и шагнул за стеклянные дверцы «зала». Комната, погруженная в полумрак, производила гнетущее впечатление. По углам пряталась древняя икеевская мебель: шифоньеры, гардеробы, диваны и кресла, но внимание привлек лишь овальный стол в центре комнаты. На нем, расставленные через равные промежутки, горели три высоких белых свечи, возле подсвечников покоились книги в старинных переплетах.
Валька с благоговением узрел на обложках деву в бронелифчике из знаменитейшей фэнтези-саги и треугольный имперский крейсер из новеллизации культового фильма. Черных пистолетов, растекающихся под головами кровавых луж, смеющихся женщин с мопсами на руках тоже было достаточно. Мальчишка расслабился – он среди своих.
За столом сидело четверо, все подростки. Их бледные, сразу видно – книжные, лица выделялись в мерцающем свете свечей. Кареглазый паренек лет четырнадцати, еще один мальчик помладше в угольно-черном плаще и полосатом красно-желтом шарфе, красивая светловолосая девочка, даже, пожалуй, девушка, лет пятнадцати и совсем юная шатеночка, с зажатым в пальчиках покетбуком Хмелевской. Рядом с ними на соседний стул плюхнулся носатый мальчишка, открывавший дверь.
– Толкиен велик… – заученной фразой приветствовал Валька сидящих.
– …и Перумов пророк его, – подхватили ребята.
Только теперь Валентин рискнул пройти к столу и опуститься на единственный свободный табурет.
– Ну что, – сказал носатый, поднимаясь. – Все в сборе, не будем откладывать. Мы приходим сюда каждую пятницу, дабы познать непознаваемое и вкусить запретных плодов просвещения.
Ребята одобрительно загомонили.
– Сегодня среди нас новичок. Конечно, он давно уже душой был в наших рядах, но благодаря Наде, – кивок в сторону шатенки, – окончательно присоединился к обществу Будущих Авторов Ярких Новелл. Возложите на него руки, друзья, проведем обряд посвящения нашего нового брата.
Стулья задвигались, мальчишки и девчонки встали, торжественно кладя ладони на Валькины плечи.
– Во имя бессмертной Насти Каменской, неувядающего Фродо Бэггинса, вековечного Пола Атридеса, незабвенных Слепого и Бешеного… – начал председатель, – посвящаем тебя, Валентин Науменский, в нареченные акулы пера, рыцари клавиатуры и лидеры голосовой записи. Помни три заповеди общества БАЯН: много читать, много писать и передавать накопленный опыт таким же, как ты, будущим авторам. Тебе предстоит много трудов, но надеемся, в конце концов ты станешь достойным сего высокого звания и призвания. ППКС.
– ППКС, – согласился Валька.
– Что ж, от всего сердца поздравляю тебя.
Ребята обнялись сдержанно, но очень тепло.
– Петь, а когда начнем-то? – поинтересовалась Надя у носатого председателя.
– Сейчас уже, сейчас. Не торопись, я соблюдаю повестку дня!
Он на секунду исчез во мраке – в дальнем углу подозрительно звякнуло, – затем появился около стола и водрузил на него огромную фарфоровую тарелку с синенькими гвоздичками по ободу. Следом на столе оказался ватман (огромный круг и написанные готичным шрифтом буквы внушили Вальке почтение), два зеркала, ножницы и красная лента.
Петя откашлялся.
– Как вы знаете, в наше время совсем не осталось хорошей литературы. Сухие справочники по филологии, словари обязательных к употреблению слов и последняя инструкция, одобренная фразеологической партией, окончательно загнали славное искусство владения языком в Жизненно-Обусловленное Первозданное Убежище. Однако мы, горстка несогласных, взяли на себя нелегкую миссию возрождения былого величия письменной речи. Да не посрамим честь столпов прошлого на сём поприще. И Лукьяненко нам в помощь.
– Лукьяненко в помощь! – послышалось со всех сторон.
– Да, мы учимся писать старинным способом, как завещали знаменитые мастера, используя лишь накопленные знания и силу собственного воображения. Но сегодня нас ждет нечто совершенно особое, – Петя сделал паузу, обвел всех горделивым взором. – Слово предоставляется Сёмке… тьфу, Семену Привалкину.
Встал кареглазый.
– Спасибо. Итак, все в курсе, что почетное слово «графомания» ныне совершенно извращено, а ведь раньше оно обозначало всего лишь «страсть к сочинительству». Недалекие врачи-психиаторы, для которых нет ничего святого, стали называть этим благородным термином болезнь. Тогда как графомания – это муза писательства. Она – та, кто вдохновлял Стивена Кинга и Александру Маринину, Анджея Сапковского и Марию Семенову. Она – светлый луч в закомплексованном царстве теперешнего узколобого писательства… а, «писательства» я уже говорил, повтор… – Он почесал затылок, на лице не сразу, но все же отразился инсайт. – Теперешней узколобой беллетристики.
Семен вытер со лба пот и, обернувшись к Петьке, попросил с видом абсолютно умоляющим:
– Петь, слушай, можно я не буду высоким штилем, а? Сил уже никаких нету.
Носатый председатель милостиво кивнул. Мальчишка выдохнул.
– Короче, сейчас мы будем вызывать дух графомании!
– Чего? – Валька открыл рот и сидел так, пока Надя не хлопнула его по нижней челюсти. 
– Дух. Графомании, – пояснил Сёма.
Петька кинулся раскладывать ватман, светловолосая девушка, которую Надя называла то Ларисой, то Лялей (в честь одной известной писательницы), приладила тарелку и маркером начертила на ней черную полоску. Сверху тарелки положили книжку, меж страниц спрятали ножницы и обмотали переплет ленточкой, чтобы те не вывалились. По сторонам ватмана закрепили два зеркала.
– Вот, кажется, всё…
– А я не верю в духов, – сообщила Вальке Надя, наклонившись к самому его уху. – Но все равно интересно.
– Зачем мы его вызываем? – шепотом спросил мальчишка.
– Ну как же! Дух может дать нам талант. Настоящий, без дураков. Сможем писать крутые шедевры. Надо только слова правильные знать. Петька сказал, что знает, где-то вычитал.
Валька скептически покосился на председателя.
– Всем дотронуться до тарелки… или книжки. Кто как хочет.
Тарелку проигнорировали. И то правда, если вызываешь дух графомании, кому нужна фарфоровая тарелка?
Валькины пальцы случайно коснулись Надиных, и он счастливо замер.
Петька задул две из трех свечей. Стало совсем темно. Тоненький лепесток огня дрожал, словно сам боялся грядущего действа.
– Ну… с Ктулху, – Петр посмотрел на застывших товарищей, вздохнул и продолжил громко: – Я вызываю дух графомании. Дух графомании, приди! Заклинаю тебя именем Дарьи Донцовой и Александра Бушкова, явись!
В комнате стояла гробовая тишина. Тарелка лежала на столе, не шелохнувшись.
– Дух графомании, зову тебя. Приди, приди в блеске своих аллюзий и множестве нарративов. Яви нам свет своих дактилей и амфибрахиев. Покажи, что такое истинная ономастика и топонимика…
Лепесток огня вдруг вытянулся в струнку, на миг превратился в маленький оранжевый кинжал, а затем медленно начал вращаться вокруг фитиля. Пришла в движение и книга. Валька чуть было не отдернул руки, когда редчайшее русское издание «Гарри Поттера» не в богопротивном переводе Литвиновой, приподнялось над тарелкой и лениво закружилось в воздухе.
Зеркала покрылись инеем, из них потянулись вверх две струйки белесого тумана. Над книгой струйки сомкнулись, и туман принялся ткать полупрозрачную дымную фигуру.
Ребята сидели не шевелясь. Только ни с того ни с сего начал икать мальчик в полосатом шарфе.
Фигура росла, увеличивалась. Вот уже показались складки платья, мощные плечи, проступило и налилось здоровым румянцем лицо: глаза духа взирали на собравшихся сквозь толстые бойницы век и тонкие стекла пенсне в золотой оправе, щеки волнами ниспадали к шее. На торсе обрисовалась… грудь. И какая! Дым на голове сам собой сплелся в тяжелый пучок волос.
Дух обрел плоть и кровь внушительной тетки (во избежание Валька решил называть ее дамой) и завис над столом.
– Ну, – пробасил он. Точнее, она. – Чего надо, гаврики?
– Э-э… кхм… 
Первым пришел в себя Петька.
– О, великий дух великой графомании… ой, вечной графомании, спасибо, что посетил нас…
– Чего надо, спрашиваю?
Петька огляделся в поисках поддержки, но кроме затравленных физиономий сообщников ничего не выглядел.
– Мы этого…
– Скорее, того, – дух поводил пальцем у виска.
– Ага. Мы того… – председатель набрался храбрости и выпалил: – Хотим стать талантливыми!
– Молодыми талантливыми? – уточнил дух.
– Угу.
– Ясно. Произведения с собой?
– Какие п-произведения?
– Ваши! Как я, по-твоему, должна оценить масштаб работы? Вдалбливаешь вам, вдалбливаешь, бездари несчастные.
– А, это есть, вот!
Ребята отцепились от книжки и судорожно полезли за айпадами, планшетами и нетбуками. Лариса достала старый КПК. Валька, немного стесняясь, вынул из кармана три листочка в клеточку. Но зря боялся, подростки, поглощенные созерцанием привидения, не обратили внимания на эту эксцентрическую причуду.
– Читай, – велела дама Петьке.
– Ночь была темной и мрачной, дождь лил, как из ведра. Амациус, тысячелетний вампир, притаившись за углом дома, высматривал жертву для своего сегодняшнего пиршества. Он потянул носом, наконец почуяв столь приятный для него запах крови. Его губы раздвинулись, из-за рта торчали ужасные клыки…
Дух расхохотался.
– Что? Что-то не так?
– А сопли из-за носа у него не торчали? Следующий! – Дама указала на паренька в черном плаще.
– Давай, Димка, не трусь, это нестрашно, – подбодрила его Лариса.
Трясущимися руками Дима поднял нетбук, открыл рот.
– Супруги Ивановы, проживающие в доме номер десять по улице Васильковой, гордились тем, что они очень обычные люди…
Послышался страдальческий стон.
– О-о, синекдоха и литота! Могла бы и не спрашивать, по твоему дурацкому шарфу и так все ясно, – Дама сурово сдвинула брови, цитируя по-английски: – «Mr. and Mrs. Dursley, of number four, Privet Drive, were proud to say that they were perfectly normal, thank you very much».
Дима снова икнул.
– Так, тебя я знаю – дух развернулся к Ларисе. – Ты меня уже вызывала с месяц назад. Оригинальная зарисовочка, как же, помню-помню: «Ее рука нежно поглаживала внутреннюю сторону левого бедра…»
Лариса смущенно опустила ресницы и покраснела. Дама поправила пенсне, обратилась к Вальке.
– А у тебя что? «Эскалатор полз медленно, натужно»?
– Не… нет. У меня…
Валька, торопясь, развернул листочек и принялся читать с выражением:
– Существует тучка зрения, что корки и альфы антагонистичны изначально, поэтому и воюют между собой вот уже много веков. Однако мы вам раскроем (по большому секрету, разумеется) настоящую причину старинной вражды. Давным-давно, когда Средизубье только явилось из небытия, корки и альфы обитали рядом друг с другом и были добрыми соседями. Тогда корки еще не приобрели своих ужасных черт лица и отвратительного характера, а альфы – своей неземной красоты и… отвратительного характера. Поэтому нет-нет, да и случались меж ними бараки. Что еще больше скрепляло узы двух народов…
– Юмор, – понимающе хмыкнула дама. – Постмодерн. Неактуальненько, но посмотрю на досуге. Может, из тебя что и выйдет. В будущем. Далеком, - уточнила она.
Не дожидаясь очередного чтения вслух, тетка заглянула в айпады Сёмы и Нади. Продекламировала:
«Вот утро пришло, солнце тоже проснулось,
Но капает мокрое что-то с ресниц.
А там, за окном все весной захлебнулось,
И песней любви заливается птиц!»
Задумчиво прищурила глаз.
– Ладно, мои дорогие, все с вами ясно. Пойду-ка я, пожалуй.
Вскочил Петька.
– Э, а как же талант? Нас же так просто не издадут. Я… я слова нужные знаю! Вот! Графомания наша, сущая в рукописях, да аллегоризируется имя твое, да придет орфоэпия твоя, да будет воля твоя и в наших файлах, как в уже изданных романах. Буквы насущные дай нам днесь, и прости нам орфографию нашу, как и мы прощаем пунктуацию врагов наших, и не введи нас во искушение эвфемизмами, но избавь нас от речевых штампов. Ибо твоя есть проза и поэзия, и драматургия во веки. ППКС.
Взгляд дамы потеплел, приобрел некоторую мечтательность и снисходительность. Дымный образ поплыл, изменяясь. Теперь над столом висел мужик в рубахе и лаптях с длинной, не сильно чесаной бородой.
– Талант… Эх, мои милые, я смотрю, вы все Бронзовый век читаете. А ведь был еще Серебряный. Золотой! Какие люди, какие графы! А француз один, душка, не чета вашим «бронзовым», более тысячи романов и драм… вот это производительность. Трудитесь, мои милые, трудитесь, и все у вас будет.
– Так что, таланта не дадите? – обиженно спросил Петька.
Мужик над столом нахмурился и стремительно превратился обратно в толстуху. Потушенные свечи вспыхнули сами собой, зажглась даже электрическая лампа на потолке, и вдруг стало светло. Тетка выхватила откуда-то метлу, настоящую, дворницкую, из прутиков, и со всего размаху огрела ею Петьку по голове.
– Таланта! Я тебе дам таланта! Догоню и еще раз дам. Ишь, халявы захотели!
И дама понеслась по комнате, дубася метлой всех, кто подворачивался под руку. Девчонки с визгом полезли под стол, Димка рыбкой нырнул следом. Для Сёмы места не нашлось, и он с воплем понесся к шкафу, попытавшись с разгону взлететь на полку, но застрял и огреб по мягкому месту.
– Издадут их… Писать надо лучше! Поняли! Лучше! Писать! – дама разбушевалась не на шутку. – Придумали тоже. Да как вы посмели тревожить мой покой! Раньше-то какие люди были, какие конкурсы! А вы, мелюзга… Научитесь сначала компиляцию от контаминации отличать, потом вызывайте!
Вакханалия духа могла бы продолжаться до бесконечности, но тут Валька, скорчившийся на диване и прикрывающий голову ладонями, увидел перед собой ветхий орфографический словарь. Наверное, он завалялся с прошлого сборища, но Вальке некогда было об этом думать. Мальчишка выскочил на середину комнаты и, выставив словарь перед собой, заорал что было сил:
– Именем выделения деепричастного оборота и написания «жи-ши» через «и», дух графомании, ИЗЫДИ!
Толстая баба нежданно просветлела лицом, улыбнулась.
– Находчивый мальчик, – произнесла она, ласково взъерошив ему волосы. – Далеко пойдешь.
И, сменив гнев на милость, растворилась в воздухе.
Несколько мгновений в комнате царила тишина.
Девчонки с опаской выглянули из-под стола. 
– Фу-у… кончилось, что ли?
Сёма рискнул вынуть башку из шкафа.
– Вроде, да.
Ребята полезли наружу из укрытий.
– Как ты догадался? – принялся допытываться у Вальки председатель, потирая ушибленную метлой макушку.
Тот позыркал по сторонам, убедился, что изгнанный дух точно нигде не маячит, пожал плечами.
– Да я наудачу. Словарь увидел, подумал: Графомания, она же опытная, ее никакой архитектоникой не напугаешь. А простейшие правила самое то. Азами ее надо, азами.
Сёма уважительно пожал Вальке руку.
– Молодец!
Расходились быстро, даже не попив чаю, но пообещав друг другу через неделю собраться вновь. Дело литературы не должно погибнуть, несмотря на выпавшие на их долю суровые испытания.
Валька покидал квартиру последним.
– А давай подучимся, романчик в соавторстве напишем и через годик еще раз попробуем, а? Ну, Графоманию вызвать, – спросил Петька. – Маститые уже будем, может тогда она нам поможет.
Валька, занесший было ногу над порогом, остановился.
– Слушай, – сказал он, кладя ладонь на Петькино плечо. – Я тебя очень прошу, оставь ее в покое. Сами как-нибудь.

Неозой


— Но профессор… — студент все продолжал свой спор с профессором, из-за чего на него уже начали шикать свои же однокурсники.
— Нет, и еще раз нет, — не менее неутомимо отстаивал профессор свою точку зрения, стоя за кафедрой, — С точки зрения человека никакого неозоя не будет и быть не может. Динозавры, цари природы, были крупнее нас и куда опаснее, но именно разум привел человека на вершину пищевой цепочки. 
— Но…
— Да поймите же вы наконец, молодой человек, неозой предполагает развитие эволюции главенствующего вида на планете, но человек достиг слишком много, чтобы пустить произвольный процесс эволюции на самотек и в пределах только одного мира. Мы уже достигли достаточного уровня развития, дабы контролировать процессы развития планеты по своему усмотрению. И это только сейчас, представьте, что будет через пару лет. А через сотню? Естественный природный процесс, который бы привел к неозою, боле не существует, а потому его и не будет. Это вы можете понять?
— Но профессор… — не унимался студент, но из-за и так затянувшейся лекции однокурсники все же перешли к силовым методам. 
На чем видеозапись благополучно и заканчивалась. 
— Ну что ж, — профессор выжидающе устремил взор на аудиторию, — Что мы можем вынести из этого архивного материала? 
Сидящие в лекционном зале студенты задумчиво и нерешительно зашушукались. Но одна смелая сутденточка все же смущенно ответила профессору. 
— Что люди ошибались? 
— Почти, — ответил профессор, — Люди были крупнее нас и куда опаснее, да, и разум их вполне был готов к приручению природных процессов эволюции животного мира в пределах собственных интересов. Но они не учли того, что их разум так же подвержен этому хаотичному процессу, который и привел их к саморазрушению. 
 — Но профессор, — неловко поднялся студент с задних рядов, — Это значит, что и мы не можем быть уверены, что и нас будет ждать постнеозой? 
— О, нет, категорически нет, — профессор усмехнулся и дернул левым усиком, — Постнеозой нам не страшен. Неужто вы считаете, что тараканья раса подобна вымершему человеку? Ой, не смешите мою докторскую.

Автор: Иван Абрамов

Фуррятинка


«Большинство так называемых смелых людей лишены воображения. Они не могут себе представить, что произойдет, если что-то вдруг пойдет не так.» 
Чарльз Буковски

«Нам дали инструмент, а будем мы им строить или разбивать черепа — зависит от нас.» 
Сергей Лукьяненко «Лабиринт отражений» 

По коридору сверхсекретного правительственного научно-исследовательского центра бежал молодой сотрудник отдела генной инженерии. Его белый халат развивался словно плащ комиксового супергероя, в руках была планшетка с какими-то важными данными и цифрами – в общем и целом самый обычный ученый в час ночи. Таких вот бегающих и куда-то спешащих в этой лаборатории было пруд пруди. Даром чтоль их всех запихнули под толщу земли на пару километров – работайте, батенька, работайте, изобретайте! Но именно на этого работника все обращали внимание и старались заранее расступиться, пропуская человека вперед – взгляд у него был просто бешенный, как будто от его решения сейчас зависели миллиарды жизней. В какой-то мере это вполне могло быть правдой, поэтому мешаться, а тем паче останавливать ретивого молодого человека никто даже и не пытался.
Подбежав к бронированной двери он трижды уронил свою идентификационную карточку, прежде чем поднести ее к декодеру и протиснуться внутрь прежде, чем дверь нормально откроется.
- Борис Игнатьевич! Борис Игнатьевич!
- Да, Коленька? – уже довольно немолодой профессор с чеховской бородкой лениво взглянул на своего запыхавшегося младшего сотрудника поверх какого-то научного труда, - Что-то случилось?
- Процесс… хах… завершен… фуф…
- А почему не сообщил по коммуникатору? Что-то пошло не так? - Младший научный сотрудник, а по факту вообще единственный научный сотрудник в отделе Бориса Игнатьевича не считая самого Бориса Игнатьевича, собирался уже было что-то ответить, но руководитель перебил его жестом руки, - Ладно, расскажешь по дороге.
Отложив книгу на журнальный столик к остальным фолиантам, пожилой профессор довольно резво встал со своего кресла и вместе с коллегой вышел обратно в коридор.
- И каковы результаты?
Николай на ходу передал своему руководителю планшетку. Тот, поправив на носу очки, жадно начал вглядываться в цифры и что-то там бормотать под нос.
- Интересно, интересно…
- Борис Игнатьевич?
- Да, Николай? – профессор вернул принадлежащую младшему научному сотруднику именную планшетку.
- Тут такое дело… Как бы лучше подвести… В общем, не хочу показаться бестактным, но с тех пор как я ознакомился с некоторыми подробностями данного проекта, меня все не оставляет один вопрос… Я боялся задавать его раньше, но сейчас, когда результаты уже на лицо… все равно, каковы возможные области применения данного вида существ?
- Ну, знаешь…
- Простите, Борис Игнатьевич. Я знаю, создание новой формы жизни – к этому стремились люди со времен осознания себя единственным носителем разума на этой планете. А может и во всей вселенной. Да, это триумф, это действительно невероятное открытие, но… Но каковы действительно практические перспективы? 
- Если честно, в момент озарения меня не слишком сильно волновало практическое применение конечно продукта… хотя, если ОНО действительно разумно, то такой термин как «продукт» не совсем подходит… Но все равно, их можно использовать все в той же военной промышленности. Только представь, армия, состоящая лишь из подобных существ. Они сильнее быстрее и некоторые, в будущем конечно, могут использовать свои уникальные видовые особенности. Или же на промышленности… Но моей первоначальной целью, конечно же, было именно создание нового разумного биологического вида.
- Да, но… Я боюсь, что ваше открытие принесет больше бед, чем пользы. Вы же понимаете, что люди существа слегка двинутые…
- Люди вообще существа странные, в этом я с тобой полностью согласен. И кажется я понимаю, к чему ты ведешь. Ты боишься, что современное прогрессивное общество, или же, что более вероятно, прогрессивное общество в недалеком будущем, просто не сможет принять того факта, что они больше не уникальны в своем разуме? Что люди не примут новый вид существ, начнутся разногласия, гонения, распри и войны на сей почве. Да, так было с индейцами, так было с неграми. Да что уж говорить, так есть и сейчас, достаточно лишь посмотреть новости…
- Нет, я… - Николай попытался перебить своего научного руководителя, но если уж того понесло, то уже не остановить.
- Но здесь же все совсем другого рода, не так ли? Ведь данные существа были выведены искусственным путем, то есть полностью подвластны человеку и его природе. Возможно, да, тут уже будет прослеживаться феномен доктора Франкенштейна, когда создание человека из его же биоматериала перенимает пороки своего создателя. Но сейчас не девятнадцатый век, опять же. Массовая культура подготовила умы землян не только ко всяким рукотворным монстрам, но и к существам, имеющим инопланетное происхождение. Человек разумный не перестанет быть разумным при виде своего собрата по разуму.
- Профессор, я не совсем об этом.
- А о чем же тогда?
Проходя очередной пост охраны, Борис Игнатьевич и Николай предъявили пропуска. Хоть охранник преотличнейше знал обоих лично, камера под потолком все-равно обязывала соблюдать установленные свыше правила безопасности.
- Понимаете… - продолжил Николай, - Это больше о психологии конкретно взятых индивидов, а не о разумной популяции в целом. А точнее в основном это будет касаться мужчин, но кто знает. Лично я думаю, что к данной проблеме нужно будет привлечь настоящих психологов, дабы избежать похожих проблем в будущем. Я бог весть какой специалист в данной области, но даже я знаю основной постулат мужского начала – трахай все что движется, а что не движется, двигай и трахай. Простите за пошлость и похабщину, но тут именно этот случай.
- Ты думаешь, что…
- Да, Борис Игнатьевич, я опасаюсь, что наш гибрид человека и животного в первую очередь вызовет интерес именно в этом плане. Понимаете, ведь те или иные фетиши со временем теряют своей остроты ощущений. Так бывает со всеми вещами, вызывающими привыкание. И в таком случае разум человека, извращенный по своей природе, начинает придумывать для себя все новые и новые. А так как у мужчин есть только женщины… присутствие другого разумного вида сразу вызовет огромный интерес в данном разрезе…
- Коленька, ты преувеличиваешь. Следуя твоей логике, человека должно привлекать в извращенно физическом плане абсолютно каждая новинка, появившаяся в его жизни. И ты не прав, это касается не только мужчин, уж поверь моему опыту, - профессор многозначительно ухмыльнулся,- Но вернёмся к теме, взять хотя бы банальный телевизор – я не знаю ни одного человека, которого бы привлекали его габариты и формы. Нет, я не буду отрицать, что на свете есть такие индивидуумы, которые действительно будут, извините меня, наяривать на данный предмет, но это все же исключение, которое только подтверждает само правило. То же и с другими видами на нашей планете матушке. Извращенцы есть, и их даже больше, чем любителей голубого экрана, но не все же поголовно уподобляются данному греху.
- Борис Игнатьевич, вы меня не совсем так поняли. Телевизор не привлекает только потому что он телевизор. А если облачить экран в более привлекательную форму, предположим, фигуру Венеры Милосской, то любителей данного фетиша станет гораздо больше. Я не уделял этой проблеме бы так много внимания, если бы не внешний вид нашего с вами создания. Когда предыдущие отбракованные неразумные образцы были менее похожи на человека, данный вопрос на повестке дня действительно не стоял. Но сейчас… Я думаю, такая же проблема в скором будущем появится у отдела робототехники, если они и дальше продолжат работать в сторону андройдов.
- Хмм… Знаешь, Николай, - Борис Игнатьевич задумчиво почесал свою бородку, - Может быть в какой-то степени ты и прав. Люди – существа странные. Даже искусство они подмяли под свое желание удовлетворить свои потребности в сексе. Мне вот интересно, что же все-таки вас натолкнуло на такую экстравагантную мысль?
- Простите, профессор, - Николай слегка потупился, - личный опыт. Я и пренебрег коммуникатором, бежал к вам со всех ног, чтобы не оставаться в лаборатории с фурри один на один. Я когда открыл застенки капсулы… простите, но первая мысль, что у меня промелькнула в голове, это можно ли ЭТО будет трахать. Простите. Мне стыдно, но это именно так.
- Мдам… Понятно. Не извиняйтесь, мы все не каменные. А ты еще молодой, гормоны играют. И как ты там назвал? «Фурри»?
- Ну, я так их называю… Ну, ОНО… ОНА, как человек, только покрыта мехом, ну и…
- Не плохо, не плохо. Звучит. Так проект потом и назовем, если все выгорит.
Неспешной походкой профессор со своим младшим научным сотрудником достигли дверей своей лаборатории. Пройдя через шлюз, раздевалку и дезинфекторную камеру, они попали в застенки своей лаборатории.
- Она прекрасна, - профессор долго не мог оторвать взгляда от своего нового творения, - Жду не дождусь, когда можно будет приступать к тестированию интеллекта. И не переживай ты так, - профессор положил руку на плечо своего сотрудника, который явно пытался спрятать кое что широкой планшеткой, - Не думаю я, что это станет уж очень сильной проблемой. Но ты прав, на этот факт нельзя закрывать глаза. Привлечём психологов, они то уж нам всю правду матку резать и будут. А наше дело простое – создать, а дальше уже будь что будет. И потом, с нашими то возможностями, всегда можно сначала запустить «проверку на вшивость», как тогда вампирологи с киноиндустрией провернули. Запряжем кого-нибудь, ну предположим, ту новую студию Уолта Диснея, нарисует он нам пару мультиков с нашими «фуррями», а потом посмотрим, как народ будет на них реагировать. Да и к тому же, ну будут они столь желанны, будут подростки в периоды гормональных взрывов беззаботно сидеть и счастливо наяривать на столь прекрасный создания. Лафа! – профессор засмеялся, - Да не, бред какой-то. Не бери в голову, никогда такого не будет, это я так, старый… Ладно, пора вернуться к делам, у нас впереди еще много работы.
Николай счастливо поторопился отойти от объекта навязчивых мыслей в дальний конец лаборатории считывать показания приборов, а Борис Игнатьевич продолжал с упоением смотреть на дело рук своих.
- Лепота… - тихо прошептал он.

Про Алису и будни графоманов


Что может быть страшнее ожидания? Бесконечных сигарет, чая и постоянного обновления страницы браузера? 
Пожалуй, ничего. 
Но Алиса ждала. 
Ждала, когда кто-нибудь скажет ей правду. Пусть ужасную, кошмарную, злую – но правду. Она слишком долго писала этот рассказ, слишком много в него вложила, слишком… 

Отправляя свое творение на суд придирчивых критиков, Алиса очень волновалась. Ведь его могут прочитать случайные люди, они не поймут гениального замысла, получится неловко… Но ничего. Обязательно найдутся умные, тонкие ценители, способные сказать настоящую правду о новой звезде литературы. Может быть, даже какой-нибудь издатель? Он увидит ее талант, сразу все поймет, закажет роман-эпопею в восьми томах! И что, бросать институт? Да и черт с ним, с образованием, ведь главное – способности! 
Первый комментарий к рассказу очень удивил Алису. Она прочитала его несколько раз, все больше недоумевая. 

«Деепричастные обороты выделяются запятыми». 

Четыре слова, не имеющие совершенно никакого отношения к ее таланту! А как же замысел? Сюжет? Глубокий внутренний мир героини? Господи, откуда берутся идиоты, не способные ничего понять, но все равно лезущие оценивать и комментировать? 
Второй отзыв появился примерно через сутки. Алиса бесконечно проверяла обновление страницы в телефоне, и вот, между парами по высшей математике (бредовая скучища) и философии (бесполезная скучища) она увидела заветный значок «один новый комментарий». 

«Очень тяжело читать корявый поток сознания. Автор, вы вообще о чем?» 

Ей хотелось заплакать от несправедливости мира. Опять пишет какой-то бессмысленный идиот! 
Алиса зашла на страничку мерзавца. Так и есть - какие-то рассказики, зарисовки, ничего интересного. Да он просто завидует! Написал гадость, чтобы потешить свое больное самолюбие. 
Алисе было очень противно. Ждешь настоящих, искренних отзывов, а получаешь нелепое враньё. 
Она хотела со злости бросить телефон в стену, но вместо этого, чтобы хоть как-то отвлечься от свалившейся на нее гнусности, открыла конспект по философии. Пока не пришло мировое признание, придется отвечать на семинаре. Так что нужно выучить это дурацкое определение: 
«Солипсизм - философская доктрина и позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственной и несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира». 
Алиса утешала себя тем, что и Декарта мало кто понимал. Разве что принцесса Елизавета… Эх, где же мой принц, который все поймет? Ау? Почему вокруг одни тупые гоблины? 
О! Вот еще комментарий! Наконец-то! 

«Мне нра, но баян». 

Алису бросило в краску. Конечно, сюжет ее рассказа не уникален – их в мировой литературе вообще не так уж много. Но оттенки! Нюансы! Тонкости! Опять ее никто не понял! Где же ты, мой настоящий критик? 
Кошмарное ожидание затягивалось. Но Алиса была готова ждать хоть неделю. Может быть, даже две – ведь тому самому, умному, понимающему критику нужно будет осознать все глубины ее таланта, договориться о публикации… Да мало ли, какие могут возникнуть сложности на пути гениального творения! 
Она обязательно дождется настоящего, искреннего отзыва. Не будет обращать внимания ни на дураков, ни на врунов-завистников. Пусть это будет даже самая жуткая правда, пусть ей скажут, что рассказ нужно подправить… Пусть. Главное – правда.

Автор: Алекс Келин

А надежда не постыжает...


   Луч солнца струился сквозь витраж. Плясали, играючи в потоке света разноцветные пылинки: красные, зеленые, синие. Мозаика буйных красок причудливым узором стелилась по чистому полу церкви. Возле алтаря, на коленях стоял человек в черной сутане. Руки молитвенно сложены на груди, голова опущена. Смирившись перед Ним, он о чем-то молчаливо вопрошал Небо. Такое невероятно ласковое, близкое, всегда готовое ответить Небо...
   Вскоре раздалось бренчание ключей. Быть заутрене. Зашумел огромный медный засов: ключник открыл храм. Священник поднялся с колен, его уже ждал первый прихожанин.
   - Прости меня отче, ибо я согрешил... - робкий заискивающий взгляд из-под кустистых бровей. Мольба во взоре прихожанина пересеклась со спокойными, полными тепла глазами священника. Глазами такого редкого для этих мест голубого цвета. Взгляд пришедшего столкнулся с этой небесной синевой, да и сжался, опустился вниз. Здоровенный детина, способный силушкой и с медведем потягаться, не знал с чего начать. Отец Бернард, а священника звали именно так, понимающе вздохнул.
   - Ты хорошо сделал, что пришел. Но хочу, чтобы ты понял: молитва - беседа с Богом. Беседа, понимаешь? Вот как со мной. Я лишь посредник, потому отбрось заученные фразы. Говори, как привык. Он поймет.
   Детина согласно мотнул головой. И принялся выдавливать из себя комканые слова исповеди ...
   Священник молча выслушивал запутанную речь пришедшего. А в голове всплывала картина собственного прошлого: скрип и запах кожи стеганого доспеха, блеск солнца на медных щитах, лес копий, рев труб... до тех пор, пока Бернард не встретил Его... Это не было личной встречей лицом к лицу. Но все-таки ветеран-триарий, лежащий в луже крови на поле славной Харранской битвы кое-что осознал. Когда к нему, уже холодеющему, подошел один из полковых монахов. Склонился, и, посмотрев прямо в глаза, изрек - ты еще послужишь Ему, воин.
   С тех пор минуло десять лет. Настало мирное время - центурион бросил службу. Бросил для того, чтобы встать под штандарты другой армии...
   Кряжистый детина закончил исповедь.
   - Тебе необходимо уяснить - зло всегда дремлет в человеке. И жизнь - это борьба. Давай место доброму в душе. Взращивай достойный плод. A злому ....не давай места. Главное помни, сын мой, доколе жив человек - жива и надежда. Небо всегда слышит кающегося грешника. Ступай, и впредь не греши.
   Детина поднялся с колен. В посветлевших глазах - надежда. Отряхнул пыль со штанин и вышел.
   Спустя три дня Бернард собрался домой. Тепло попрощался с братьями и двинулся в путь - назад в маленькую деревенскую часовню. Погода вконец испортилась. Совсем недавно полыхало бабье лето веселыми огнями листьев, а теперь: промозглый туман, дождь и ветер. И видно зарядило надолго...
   Смеркалось. Серое небо, затянутое пеленой, гнало полки тяжелых туч куда-то на север, не забывая пакостно накрапывать на одиноких путников.
   Поди ж ты - единственное место отдыха - трактир на перепутье. Другого не дано, а ночевать под открытым осенним небом - то еще удовольствие.
   Бернард направился к корчме.
   На пороге - толстяк-хозяин. Радуется долгожданному путнику. Впрочем, при виде сутаны, радости в глазах несколько поубавилось. Что взять с монахов? Бернард поздоровался и прошел вовнутрь. Пустой зал. Чистый пол. Приятный полумрак и ароматные запахи. Расположившись поудобнее за столом, путник взглянул на подошедшего хозяина.
   - А ведь я вас узнал,- проговорил трактирщик.
   - Да ну?
   - Точно! Вы тот самый отец Бернард. Из Кнарской епархии. У вас еще приход в дне пути отсюда. - Тут толстяк задумался о чем-то своем, и продолжил - Вы мор остановили в лютую годину, волчьей прозванную. И больного проказой исцелили. Ведьму сжечь не дали. И кому не дали! Самому святому экклизиарху Сигизмунду! Жаль, что приход свой покидаете редко.
   - Молва да слухи. Люди склонны преувеличить, сыне. Приход покинул по приглашению братьев Лидского аббатства. А что о чудесах, так ведь не я все это делал.
   - А кто? - недоверчиво выдохнул трактирщик.
   - Тот, Кому я служу. Так что по поводу чудес - опять же - слухи. Кому, как не хозяину постоялого двора знать о силе слов... Бернард посмотрел в глаза трактирщика и продолжил, - Ведьма была простой селянкой. Один сказал, другой повторил, вот и готовы обвинение да костер. Мор остановил, так ведь не один я. Да и простые умывания людям надо чаще совершать. Многие беды приходят от того, что в грязи живут..
   - А как же больной проказой? - переспросил трактирщик.
   - Там, да, огромная милость была явлена...
   В глазах хозяина мелькнуло уважение. Он вышел и вернулся спустя минуту с огромным подносом.
   - Не откажите, святой отец. Лучшее фарленское вино. Для особых гостей. И телятинка вот пареная. Уважьте, чай не пост.
   Бернард улыбнулся. А трактирщик продолжил:
   - Слыхали новость, святой отец?
   - Хорошую ли?
   - Не сказал бы. На днях сбежали каторжники. Некоторых поймали. Но не всех. Давненько такого не было... - трактирщик вздохнул.
   - Мне бояться нечего.
   - Дык, оно и понятно. Сутана - лучшая броня,- полувопросительно добавил толстяк. - Да и какой безумец обидит святого отца? Семи проклятий да восьми бед никому ненадыть.
   'Не всегда я был священником...' - хотел сказать Бернард словоохотливому корчмарю, да промолчал... Плюмажи и блеск солнца на доспехах, лес копий и зычный голос легата, рёв трубы и конная лава - обрывки прошлой жизни мелькнули перед ним.
   Бернард лишь устало улыбнулся и попросил: - Мне переночевать бы...
   - Конечно, святой отец. И даже денег не возьму. Я ведь только хорошее о вас слышал,- улыбнулся трактирщик и тихо добавил, - да и ведьма та спасенная, жены моей близкая родственница...
   Бернард подумал - воистину слухами земля полнится. Иногда даже к добру.
   Утром священник собрался в путь. Идти уж недолго - к вечеру второго дня доберусь. Еды на дорогу хватит - спасибо братьям. Да и трактирщик расщедрился - сунул увесистый окорок в суму.
   Бернард улыбнулся, и, осенив веселого толстяка благословением, отправился в путь.
   Дождя не было. Но что-то неуловимо тревожное было разлито в воздухе. Не так пели птицы. Не так шелестел листвой осенний ветерок.
   Бернард шел и чувствовал - быть беде. Приближаясь к деревеньке, он ощущал беду все острее. Вот виднеется крыша избы Тима - местного лесоруба. Дом на отшибе, до самой деревни еще полдня пешего хода. Зашел на подворье. Так, как делал это множество раз.
   На траве, возле поленницы, в луже крови лежал лесоруб - здоровенный кряжистый мужик, вперившись стеклянным взором в холодное небо.
   - А ему уже помощь, того, не нужна,- раздался хриплый голос.
   Бернард увидел выходящего из избы мужика, за ним еще одного... в самой избе слышался чей-то стон и ругань.
   - Говорили ему, миром дело уладить, ан нет! - продолжил хриплый - крепко сбитый мужик с перебитой переносицей.
   - Хе-хе, - ощерил гнилые зубки второй, с весьма убогой одежкой. Вернее сказать и вовсе в лохмотьях, какие приличный человек лишь на пугало и одел бы.
   - Святой отец, уважь, там один из наших с дыркой в ноге. Мучается бедолага, - продолжил хриплый, бывший явно главарем шайки.
   - Да чё с ним возится! Толку от святош. В колодец его! - зло буркнул третий, чернявый - доселе молчавший.
   Глянул в его глаза Бернард, да ужаснулся. Пустота и злость сменяли друг друга, ухмыляясь святому отцу черной бездной.
   - Ты что? Окстись! Навеки в ад захотел? - прервал чернявого гнилозубый.
   Служитель покачал головой. Молча подошел к остывшему телу. Склонился и закрыл мертвому глаза.
   - Жаль бабы евоной не нашли. А может затаилась где? Говори, святоша!
   Гнилозубый вдруг присвистнул. На тропинке ведущей к дому появился ребенок. Девочка. Ната, дочь старосты.
   - Держи ее! - радостно прогнусавил разбойник.
   В руках хриплого меч. Чернявый с ножом. Щерится, лыбится, в глазах стужа да злость. Из избы еще двое, незамеченных ранее. Настоящие волки - грязные, заросшие. Стоят, дубинками сучковатыми поигрывают.
   - Давай, зови ее сюда, тебя послушает, - гаденько прошептал гнилозубый святому отцу.
   - Дядя Бернард... робко позвала девочка, завидя знакомого, и боясь подойти ближе к этим страшным чужакам.
   - Беги доча, беги милая, - прикрикнул ей священник. - В деревню беги!
   Малышка хлипнула носом и побежала.
   - Догоним! - спокойно сказал хриплый. - А ты, святой отец, звиняй, обидел нас сильно, кончать тебя будем. Грех, конечно, смертный - да видел ты нас...
   Главарь кивнул головой и гнилозубый подошел к святому отцу. Глумливо щерясь, достал засапожный нож.
   - А девчонку я приутешу, не боись, отче, - хихикнул висельник...
   И сломалось что-то в душе Бернарда. Нечто, запрятанное в самые потаенные глубины души вырвалось наконец наружу.
   ' Лучники - Ать! Копейщики - держи строй! Блеск доспехов и грохот тысячи копыт. Развевающиеся штандарты и грохот колесниц. Тяжелый запах крови и лязг сотен мечей. Рев труб и крики, крики, крики... ' - бывший центурион элитной первой когорты Люций Гай Бернардус поднял голову и заглянул в крысиные глазенки бандита. И качнулись штандарты, сдвинули щиты гастаты. Опустили копья принципы второго ряда. Сверкнул гладиус центуриона. Качнулась в едином порыве вся манипула, делая шаг вперед. Стремясь втоптать в грязь врага во славу Империи...
   А дальше послушное тело выполняло то, к чему привыкло на протяжении двадцати лет безупречной службы. Пояс, стягивавший сутану, внезапно оказался в крепких жилистых руках. Одеяние скользнуло по плечам, обнажая иссеченное шрамами тело воина. Сутана стегнула по лицу гнилозубому, закрывая ему обзор. Кулак ударил в горло ослепленному на миг бандиту, ломая кадык.
   Хрип, недоумение в глазенках - как, меня уже нет?
   Звук падения и агония. Но этого Бернард не видел. Потому, что это уже не важно.
   А важно то, что в руках хриплого - меч. Из сыродутного железа, дрянной выщербленный меч. Нога поддела горсть песка прямо в глаза чернявому. Ослепила на миг. Стон рассекаемого мечом воздуха. Мимо. Прыжок в сторону чернявого. Хриплый замахивается второй раз. Еще раз мимо!
   Чернявый ударил ножом прямо в беззащитный живот святого отца. Зря, зря. Захват, залом. Жуткий хруст. Визг. Нож плавно перетекает в руку Бернарда. Бульканье из перерезанного горла. Тело чернявого - броском в сторону хриплого. Еще один выигранный миг. Прыжок. Сорвать дистанцию. Удар ножом снизу верх. С потягом.
   Меч перехваченный из слабеющих пальцев хриплого. Замах...Отскок.
   Набычились, переглянулись, медленно двинулись вперед двое верзил. Крутят суковатые дубинки. В глазах - животные страх и злость. Удар железа о дерево. Боль. Хлесткая боль по ладони сжавшей рукоять. Алая кровь полосой по траве. Хрип отползающего главаря. Поздно! Слишком поздно! Тебе уж не жить. Как и не жить всем висельникам. Я - Воин! Я - сама Смерть! - пела в душе пробудившаяся бездна. А рука вращала меч. Дрянной дешевый меч из скверного железа. Вращала так, как делала это ровно десять лет тому назад. Танец смерти. Мельница. Отскок. Восьмерка. Удар. Толчок плечом зазевавшегося на миг верзилу. Наотмашь по руке сжимающей дубье. Железо скользит по вскинутой дубинке. Поздно, раззява! Теперь чуть в сторону, да с потягом. Пальцы брызнули красным сполохом и разлетелись по траве. Огромный жилистый верзила недоуменно смотрит на остатки кисти. Смотрит недолго. Обратное движение, резко вверх и вбок. Тонкая алая полоска на шее. Противник валится на траву. Замолк и скорчившийся наконец на зелено-алой траве, хриплый. Лежит, не шелохнется. А раскаленный воздух все сильнее режет грудь.
   - Старею, - прошептал Бернард.
   - Смерть! - скалит клыки бездна внутри священника
   Свист и удар. Отскок и еще удар. Волосатый верзила, видимо, брат первого, являл чудеса, желая выжить. Гибель подельников придавала ему нечеловеческие силы.
   - Ненадолго, - яростно хохочет кто-то внутри Бернарда.
   Священник ухмыляется, и как в старые добрые времена ловит клинком дубинку.
   Обманный финт - отвод - выпад - и еще один труп. Все кончено...
   И вдруг - Удар. И боль. Резкая и пронзительная. Резкая вспышка в глазах и такая же резкая тьма. Всего на миг. На пороге избушки еще один противник. С раной на бедре - прощальным подарком лесоруба. Разбойник, незамеченный ранее. Это он бросил нож. К счастью - вскользь. Лишь порвана левая щека да рассечена скула. И кровь. Много крови. Кровь Бернарда и кровь висельников. Алые потеки на зеленом ковре. Замах мечом. Слабеют руки, но и этого достаточно на последний бросок. Изо всех сил. Свист стали. Стон воздуха. Ставший верным меч послушно вырывался из рук бывшего триария. Вырывался и прибил последнего висельника к дубовой двери.... Но Бернард этого уже не видел. Это уже не важно.
   Замолкает хохочущая внутри бездна, стыдливо отступая в потаенные закоулки души.
   Воин молча опустился на траву.
   В немой мольбе обращаясь в холодное, безразличное, и невыносимо далекое небо...
   А потом он потерял сознание...
   Маленькая деревенская часовня. Бревенчатые стены. Алтарь. Старенький священник. Коленопреклоненный человек. Глубокий рваный шрам на левой щеке. В синих глазах тоска и пустота, и робкая, едва заметная надежда. С губ падали тяжелые слова:
   - прости меня, Отче, ибо я согрешил...
   Два взгляда сталкиваются на миг. Тепло и любовь понимающе смотрят на тоску и отчаяние.
   Тяжелые слова исповеди тихо тают в полумраке часовни, обнажая душу пришедшего.
   Молчит старенький священник.
   Лишь погодя, тихо молвит: 
   - Знай одно, сыне, доколе жив человек - жива и надежда. Иди, и впредь не греши.

Автор: sloniara

Дача

,Реактор литературный,разное,Александр "Котобус" Горбов,рассказ,Истории,утренняя минька,юмор,юмор в картинках


— Люся! Люся!
— Чего?
— Это что за дрянь у нас на огороде?
— Где?
Посреди грядок, нависая над кустами помидоров, на высоких ногах-опорах стояла ржавая летающая тарелка. Размером с пару дачных сортиров.
— Это же ты вчера притащил. Еще думала скандал устроить, что ты всякую дрянь подбираешь.
— Как бы я такую дуру приволок?
— Ну не знаю. Я вышла утром - она стоит. На тебя и подумала.
Крышка тарелки со скрипом приоткрылась.
Выдвинулась узкая длинная лесенка. И зеленый инопланетянин бодро спустился на землю.
— Добрый время суток.
Зеленый пришелец по-деловому пожал руки опешившим землянам.
— Приветствуем вас, - первым пришел в себя Павлик, - от всего прогрессивного человечества…
— Не надо, - инопланетянин скривился, наморщив короткие антенны, - это неофициальный визит.
— Вы собираетесь нас похищать? - Сообразила Люся и поправила прическу.
Пришелец осуждающе посмотрел на нее и покрутил пальцем у виска. И обратился к Павлику.
— Вы дачу продаете?
— Дачу?
— Дача. Двенадцать соток. С домом. Рядом пруд. Продаете?
— Д-д-да, продаем.
Из тарелки показалась зеленая голова, только с подведенными глазками и напомаженными розовым антеннами.
— Мусик, ну что там?
— Спускайся, - поманил первый пришелец голову, - это они продают.
Женская половина инопланетного экипажа спустилась по лесенке, с неодобрением покосилась на помидоры и, подойдя, взяла своего Мусика под руку. Павлик уже пришел в себя, поднял челюсть, что-то провернул в мозгах и с самой приветливой улыбкой собирался впарить дачу неожиданным гостям со звезд.
— Давайте я вам всё покажу.
И повел парочку по участку. До Люси только и долетало “здесь у нас три яблони”, “тут малинник”, “колодец, чистейшая вода, никакой водопровод не нужен”. Она собралась уже обидеться на мерзких зеленых, как над забором появилась голова соседа. Желчного мужика, собачившегося со всеми подряд.
— Эт кто у вас? Родственники шоль?
Люся кинула на него уничижающий взгляд.
— Покупатели.
— Эти? Зеленые?
Хозяйка дачи вдруг представила, как инопланетяне бластерами гоняют соседа, когда тот в очередной раз придет ругаться. И сразу передумала обижаться на зеленых. Напротив, гордо вскинула голову и с издевкой улыбнулась соседу.
— Именно.
— Да вы ни в жизнь ничего не продадите.
— Продадим. Еще как продадим. Кстати, они сказали, что на посадку им удобнее над вашим участком заходить.
И Люся почти бегом бросилась на помощь Павлику - продать участок теперь было делом принципа.
Через час инопланетные гости, изрядно утомленные, практически согласились на покупку.
— Хорошо. Аванс, пять килограмм золота, мы отдадим сразу. Остальное платиной, через десять дней.
Павлик, пораженный предложенной ценой, только икнул. А за соседским забором послышался тяжелый шмяк от рухнувшего тела.
— С-с-согласен.
Но тут в дело вмешалась инопланетянница.
— А где у вас цурюпульки?
— Какие цурюпюльки?
Павлик, подсчитывающий в уме деньги, вопроса не слышал и отвечать пришлось Люсе.
— Как это какие? Обычные, с щупальцами. Желательно лиловой породы. У вас в объявлении было написано - грядка с цурюпульками.
— Ни про какие цурюпульки мы не писали.
— Как не писали?
Инопланетянин достал свернутый вчетверо листок.
— Вот. Дача. Двенадцать соток. С домом. Рядом пруд. Пять грядок с цурюпульками. Обращаться - пятая планета Альфы Эридана.
Люся замотала головой.
— Это не наше объявление.
— Как не ваше? У вас какая планета?
— Третья. От Солнца.
— А я тебе говорила! - Взвизгнула зеленая, - А ты, это тот поворот, это тот поворот.
Инопланетянница дала спутнику подзатыльник.
— Всё, поехали. Дали же боги такого идиота в мужья.
Пришельцы, не прощаясь, забрались в тарелку и беззвучно взлетели.
Люся и Павлик в расстройстве сели на крыльцо.
— Слушай, а может на рынке спросить, вдруг есть у кого эти “цурюпульки”? А лучше твою маму попросим. Она что хочешь найдет, у неё же такие связи.
Люся печально кивнула.
А в это время сосед растягивал на крыше большой плакат с надписью “Продается дача. На участке теплица под выращивание цурюпулек”.

Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме #Реактор литературный (+106 постов - Реактор литературный)