не выхожу из комнаты, не совершаю ошибку и нахуй мне солнце, если кондишн больно шибкий, за дверью пиздец жара, не оставляет надежду для счастья, сбегаю только за сигами и сразу же восвояси.
не выхожу из комнаты, слушаю много хардкора, потому что злой, блять, ибо жара даже в коридорах. бесконечным счетчиком жарит, как неживая, милсдарь, спасите, ебашит так, что уже раздеваюсь.
не выхожу из комнаты, мечтаю, чтоб насквозь продуло, похуй на быстрый инет и кресло, замест стула. зачем выходить отсюда, зажариться словно в печи мне? я лучше останусь в комнате, живой и не изувеченный.
не выхожу из комнаты, танцевать под жару - не ново, да и вообще отвратительно, лучше помою я ногу, в ванной пахнет шампунем, и снегом холодным, лыжным я не пишу много букв, в жару это будем лишним.
не выхожу из комнаты, о, пускай только комната не гонит взашей из себя анонимуса да инкогнито, я посижу на на прон сайтах, извергну живот субстанцией, и не выходя из комнаты, попью терпкий чай из франции.
не стал дураком, как многие. стал тем, кем другие не были, не выходя из комнаты, развалился в трусах на мебели смыл весь свой пот с лица, пока от жары не двинулся, заперся в хладной комнате, от солнце-жарищищного вируса.
Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой, слава Богу, проиграно. Как говорил картавый, "время покажет Кузькину мать", руины, кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченный изотопом,— жовто-блакытный реет над Конотопом, скроенный из холста, знать, припасла Канада. Даром что без креста, но хохлам не надо.
Гой ты, рушник, карбованец, семечки в полной жмене, Не нам, кацапам, их обвинять в измене. Сами под образами семьдесят лет в Рязани с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы медля строго: скатертью вам, хохлы, и рушником дорога! Ступайте от нас в жупане, не говоря — в мундире, по адресу на три буквы, на все четыре стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы. Как в петлю лезть — так сообща, путь выбирая в чаще, а курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе — хватит! Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит, брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый кожаными углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом. Вашего хлеба, неба, нам, подавись мы жмыхом и колобом, не треба. Нечего портить кровь, рвать на груди одежду. Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом? Вас родила земля, грунт, чернозем с подзолом. Полно качать права, шить нам одно, другое. Это земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой да Левада-степь, краля, баштан, вареник! Больше, поди, теряли — больше людей, чем денег. Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза — нет на нее указа, ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи! Только когда придет и вам помирать, бугаи, будете вы хрипеть, царапая край матраса, строчки из Александра, а не брехню Тараса.
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.
О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счетчиком. А если войдет живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; еще одна будет лишней.
Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
