Двум системам на планете тесно. Должен остаться кто-то один
Противостояние между модернизирующимся Востоком и Западом, который стремится законсервировать свою модель экономического господства, пережило Вторую мировую войну, холодную войну, американскую гегемонию и продолжается в виде очередной мировой гибридной войны
Историки и публицисты любят цитировать маршала Фоша, охарактеризовавшего Версальский договор 1919 года: «Это не мир, а перемирие на 20 лет». Кто-то поражается провидческим способностям старого вояки, кто-то упирает на то, что легко быть провидцем, когда условия мира столь унизительные и грабительские - Германии, мол, ничего не оставалось, кроме как начать новую войну. От Первой ко Второй мировой войне
Насчёт того, был ли маршал пророком, мы поговорим чуть позже, а пока давайте задумаемся об унизительном и грабительском характере Версальского мира как возможной причине германского реваншизма. Часто и возникновение фашизма/нацизма этим объясняют. Хотя фашизм Муссолини, который также послужил источником вдохновения для германских нацистов, зародился в стране-победительнице - Италии, а в выигравших от войны Польше и Румынии установились такие же фашистские (в Румынии ближе к нацистской) диктатуры, как в проигравшей Венгрии. При этом проигравшая Австрия была примерно такой же демократией, как и выигравшая Чехия. В целом же фашистские/нацистские идеи были популярны в 20-е - 40-е годы прошлого века в Европе и США, как в диктатурах, так и в демократиях. Более того, фашистские идеи укоренились только в Европе и производных от неё цивилизациях. Япония в Первой мировой выиграла, но постепенно пришла к военной диктатуре. При этом даже в СССР японский режим не называли фашистским. СССР воевал с «фашистской Германией», но с «милитаристской Японией». То есть в Токио установился авторитарный милитаристский режим, подобный режиму Ататюрка в далёкой от Японии проигравшей в Первой мировой войне, но тоже азиатской Турции. Подобный режим пытался установить и Чан Кайши в Китае, но так и не успел поставить под контроль всю страну.
Император Хирохито принимает парад войск японской армии, 1938 г.
Обратите внимание: фашистские/нацистские режимы европейских стран решали проблему консервации существующего внутреннего и международного порядка (они боролись за «справедливый передел» колоний, но не за ликвидацию колониальной системы в принципе). Азиатские авторитарные милитаристские режимы установились в добившихся самостоятельности полуколониях и решали задачу внутренней модернизации и включения своих стран в глобальную политику на равных правах со старыми игроками.
При этом они не концентрировались на сохранении колониальной системы. Им было важно равенство со старыми игроками, а будет оно достигнуто в рамках старой системы или какой-то новой - дело десятое.
Поход на Восток
В этом контексте глобальное столкновение было неизбежным. И вовсе не потому, что Германия считала себя обделённой колониями или униженной Версальским миром. У Польши колоний не было вообще, а амбиции были покруче немецких. Но, как и Германия Гитлера, Польша планировала решить свои проблемы за счёт СССР и других стран.
Концепции Пилсудского и Гитлера были очень похожи как во внутренней, так и во внешней политике. Оба диктатора хотели достичь национальной консолидации путём силового подавления любых оппозиционных сил, а затем перейти к внешней экспансии. У Варшавы и Берлина были территориальные претензии друг к другу, но в обеих столицах были уверены, что удастся договориться. Решение не только своих внутриполитических проблем, но и внутриевропейских противоречий они видели в экспансии на Восток.
Оба считали, что будут в этом поддержаны Великобританией, и до падения кабинета Чемберлена договорённость с Лондоном была реальной для Берлина даже после начала Второй мировой войны. Только Черчилль в объединении Европейского континента для похода на Восток проницательно увидел угрозу Британской глобальной империи и начал борьбу с уже поглотившим Польшу Гитлером.
В результате гитлеровская идея разрешить внутризападные противоречия за счёт ограбления Востока была дезавуирована Черчиллем, который решил, что объединённая Европа опаснее для Британии, чем идущая по пути модернизации Азия, и надо вначале устранить гитлеровскую угрозу в Европе, а уж затем заниматься азиатским направлением. Кстати, он оказался прав, немцы чуть было не нанесли Британии смертельный удар, но после поражения Германии Британскую империю разрушили не СССР, не Китай, не Турция, а Соединённые Штаты Америки.
Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль во время встречи на линкоре «Принс оф Уэйлс», 1941 г.
Впрочем, Черчилль видел в американцах родственный народ и государство. Он был готов уступить им первенство в планировавшемся походе на Восток. Однако всё изменилось, когда СССР разработал ракетные и ядерные технологии. Тем не менее, поход на Восток, пусть и в виде холодной войны, всё равно состоялся. В 90-е годы прошлого века Запад даже смог одержать пусть и временную, но полную победу - США стали глобальным гегемоном.
Конкуренция планов Гитлера и Черчилля привела к тому, что вместо похода на Восток объединённого Запада в сватку друг с другом вступили два восточно-западных блока. Китай, США, Великобритания и СССР воевали против Японии, Италии и Германии. При этом Япония, СССР и Китай не имели ни цели, ни желания атаковать Запад. СССР и Китай были заняты решением внутренних проблем, Япония же решала свои проблемы за счёт Китая. По сути, Восток, а СССР, заявивший себя главной мировой модернизационной силой и главным же противником западной гегемонии, безусловно, идейно принадлежал к Востоку, был втянут во внутризападный конфликт вопреки своим национальным интересам.
«Конец истории» или ошибка Фукуямы
Но когда война началась и блоки оформились, стала понятна как необходимость в такой конфигурации воевать до конца, так и тот факт, что победа любого из блоков вызовет внутреннее противостояние его собственных Запада и Востока. Задолго до плана «Немыслимое» и Фултонской речи, практически с самого начала антигитлеровского сотрудничества Великобритании и СССР, Сталин и Черчилль рассматривали друг друга как будущих конкурентов и ни на копейку не доверяли друг другу. Не верили друг другу и немцы с японцами.
Естественное развитие событий показало, что восточные страны не могли избежать участия во внутризападной войне, которая была на самом деле борьбой за консолидацию Запада в его стремлении к экспансии на Восток. В случае успеха этого похода восточная тенденция к модернизации была бы нарушена, а западные колониальные империи смогли бы существовать ещё сто лет.
Именно поэтому США, перехватившие у Великобритании после Второй мировой войны лидерство на Западе, за счёт внедрения более дешёвой и эффективной неоколониальной системы, тут же во главу угла поставили борьбу с сохранившей популярность на Востоке идеей модернизации и восстановления глобального равенства Запада и Востока. При этом обе системы сделали шаг вперёд и перестали рассматривать друг друга в географическом или сугубо идеологическом контексте, но вышли на уровень культурно-политических (ценностных) понятий.
Такой подход позволил включать в западную систему чисто восточные страны (Япония, Республика Корея) и, наоборот, в восточную систему - чисто западные (Финляндия, Чехия, Венгрия). Этот подход, в конечном итоге, и привёл Фукуяму к логическому выводу о «конце истории». Раз весь мир заявил о принятии западных ценностей, а в начале 90-х это было так (Кубу и КНДР можно было в расчёт не принимать), значит, глобализация свершилась и американское лидерство пришло навечно.
В начале 90-х весь мир заявил о принятии западных ценностей.
Ошибка Фукуямы была обусловлена тем, что заявления о принятии ценностей были чисто политическими, экономический же базис восточной государственности (в том числе, и даже в первую очередь, России и Китая) всё ещё требовал догоняющей модернизации и торгово-экономического равенства.
Российские и китайские экономические элиты только тогда перешли к политической борьбе против американской системы, когда им стало ясно, что принципы мировой политики не изменились. Они осознали, что политическая гегемония строится на основе экономического превосходства. США просто физически не могут допустить их равной конкуренции с собой в экономике и торговле, поскольку тогда они де-факто откажутся и от политической гегемонии, которая де-юре и так никем не утверждена.
Борьба до полной победы
Противостояние между модернизирующимся Востоком и Западом, который стремится законсервировать свою модель экономического господства, пережило Вторую мировую войну, холодную войну, американскую гегемонию и продолжается в виде очередной мировой гибридной войны. Гибридность её вызвана тем, что с каждой из сторон выступает ядерная сверхдержава, а сражаются стороны не за право сгореть в ядерном пламени, а за победу, за утверждение собственной экономической системы, которую обеспечивает система культурно-политическая, именуемая Западом системой ценностей.
Поэтому, сколько бы мы ни говорили о мире, сколько бы соглашений ни подписывали, всё это будет лишь временным перемирием, которое продлится пять, десять или двадцать лет. А дальше системные противоречия вновь приобретут непреодолимый характер.
Поскольку конкурентная борьба не предполагает компромисс в качестве окончательного решения (только в качестве промежуточного, когда возникает нужда в передышке), системы ценностей также абсолютно бескомпромиссны. Они изначально выстроены таким образом, чтобы мир на их основе не был возможен, ибо одна всегда отрицает то, что для другой священно.
Что для одних свято, для других - неприемлемо.
Поэтому борьба ведётся до окончательной победы, до полной капитуляции или полной деструкции оппонирующей системы. Всё остальное - это временные решения, «перемирие на двадцать лет». Но сейчас это перемирие будет действовать гораздо меньший срок, поскольку время ускорилось и продолжает ускоряться.
Победитель диктует мир
Прекрасный новый мир возможен только на условиях победителя. Это поняли наши враги, надо это понять и нам, иначе победы не достичь. Компромисс возможен и внутри западной, и внутри восточной системы. Именно поэтому мы легко договариваемся с Китаем, а США - со своими европейскими союзниками. Причём в обоих случаях договариваться тем проще, чем ощутимее опасность, исходящая от конкурирующей системы.
Но компромисс между системами невозможен. Они слишком долго сражаются и слишком сильно разошлись. И вопрос решается не о том, «кто у чьих ботфорт в конце концов согнёт свои колени», а о том, кто из чьих черепов башню сложит.
Что же касается проницательности старого маршала Фоша, то думаю, что он в своей оценке руководствовался простым расчётом:
1. Война не разрешила глобальные противоречия, а значит победа временна и победителям вновь придётся отстаивать свои интересы с оружием в руках.
2. В то же время «цивилизованный мир» был в шоке от войны и связанных с ней потерь. Ни победители, ни побеждённые не были готовы немедленно воевать вновь.
3. Чтобы война стала возможна, необходимо, чтобы выросло новое поколение, не ушибленное ужасами предыдущей войны. На это надо было примерно двадцать лет, за это время младенец вырастает и становится солдатом.
Отсюда и «перемирие на двадцать лет». Сейчас всё не так.
Поколения, пережившие шок Второй мировой войны ушли почти полностью. Страх войны давно покинул общество. Силовое решение вновь в почёте. Поэтому сейчас никаких двадцати лет не будет.
Уходят последние солдаты Второй мировой войны.
Разгромленный враг будет готов к реваншу немедленно, как только ему удастся набрать и вооружить новую армию. Это не так сложно, как кажется. В этом конфликте задействованы слишком большие силы, а ставки в нём настолько высоки, что формирование и вооружение армии для нового противостояния не должно стать неразрешимой задачей для одного из противоборствующих блоков.
В будущем истощение, конечно, наступит, и враг сломается. Но если в этот момент не добить его без всякой жалости, он отлежится, восстановит силы и рано или поздно вновь принесёт в наш дом войну. И если в следующий раз не выдержим мы, он нас не пожалеет.
Двум системам на планете тесно. Должен остаться кто-то один.
Похоже всё таки забываем, но это не делает жертву предков менее значимой.