Всегда думал, каковы были чувства немцов не поддеживающих нацизм в Германии времен ВМВ и после неё.
Чтож, к сожалению, ответ я узнал ಥ‿ಥ
Меня всегда мучил вопрос, как же немцы дошли до жизни такой, ведь много лет всё шло ко второй мировой, не за один день Гитлер стал главой государства, потом начал душить прессу и оппозицию, потом наделил себя всеобъемлющими полномочиями и так далее. И ничего значимого никто не сделал за эти годы, чтобы это предотвратить. А теперь понимаю, что очень даже блядь легко и незаметно это происходит, живешь ты такой, вроде все вокруг тебя здравомыслящие люди, в стране конечно хуйня творится, но не настолько же они там все ебанулись, чтобы начинать открытую кровопролитную войну, это ведь просто смертный приговор для страны и для них лично, а потом просыпаешься утром, а в четыре часа утра, без объявления войны, в целях защиты соотечественников в соседнем государстве...
гитлер хоть книгу написал, хоть и сомнительного качества.
у деда максимум статья уровня шизофреника с образование где-то 7 классов сельской школы.
у деда максимум статья уровня шизофреника с образование где-то 7 классов сельской школы.
Передовые газет были ужасны – лживые, кровожадные, заносчивые. Весь мир за пределами Германии изображался дегенеративным, глупым, коварным. Выходило, что миру ничего другого не остается, как быть завоеванным Германией. Обе газеты, что я купил, были когда-то уважаемыми изданиями с хорошей репутацией. Теперь изменилось не только содержание. Изменился и стиль. Он стал совершенно невозможным.
Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво.
... Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд – с обычными разговорами, которые я слышал и во Франции, и в Швейцарии, – о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед войной.
Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие. Как всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об этом...
Он стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость.
Эрих Мария Ремарк. Ночь в Лиссабоне
Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво.
... Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд – с обычными разговорами, которые я слышал и во Франции, и в Швейцарии, – о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед войной.
Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие. Как всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об этом...
Он стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость.
Эрих Мария Ремарк. Ночь в Лиссабоне
Это не злорадство, а сочувствие, если что.