Бывший комендант концлагеря Кауферинг (Kaufering IV, филиал концлагеря Дахау) эсэсовец Иоганн Баптист Айхельсдёрфер (Johann Baptist Eichelsdörfer, 1890-1946, переодевшийся в гражданскую одежду), под охраной американцев, стоит среди тел убитых и умерших от тифа узников концлагеря. На заднем плане немцы из мирного населения копают могилы. 1945 год. / Всё самое интересное :: фэндомы :: старое фото :: Вторая мировая война :: война :: Назад в прошлое :: концлагерь :: Германия :: страны :: 1945
Бывший комендант концлагеря Кауферинг (Kaufering IV, филиал концлагеря Дахау) эсэсовец Иоганн Баптист Айхельсдёрфер (Johann Baptist Eichelsdörfer, 1890-1946, переодевшийся в гражданскую одежду), под охраной американцев, стоит среди тел убитых и умерших от тифа узников концлагеря. На заднем плане немцы из мирного населения копают могилы. 1945 год.
13 декабря 1945 года приговорен судом к смертной казни, приговор приведен в исполнение в Ландсбергской тюрьме 29 мая 1946 года.
Их мразей нады было так же голодом морить и работать заставлять,чтобы перед смертью прочувствовали все на себе.
Так, а ты значит не возвышаешь себя? То есть ты готов скатиться до их уровня?
Преступление должно предшествовать наказанию.
Наказание без преступления есть само преступление.
Наказание должно быть соразмерно преступлению.
Смерть, вполне соразмерно.
Математически несоразмерно.
Да, нельзя убить больше одного раза.
Джип, в котором привезли Нойбауера, остановился перед комендатурой. У входа американский полковник отдавал распоряжения своим офицерам. Нойбауер вылез из машины, одернул китель и шагнул вперед.
— Оберштурмбаннфюрер Нойбауер. К вашим услугам. — Он не вскинул руку, как при гитлеровском приветствии, а просто козырнул по-военному.
Полковник взглянул на капрала. Тот перевел.
— Is this the son of a bitch? — спросил полковник.
— Yes, Sir.
— Put him to work over there. Shoot him, if he makes a false move[18].
Нойбауер напряженно вслушивался, пытаясь понять, о чем идет речь.
— У меня есть свидетели! Я обращался с людьми гуманно! Спросите их!
— Я думаю, нам понадобится с полдюжины крепких парней, чтобы ваши люди не разорвали вас на куски, — ответил капрал. — Хотя я был бы только рад… Вперед! Живо!
Нойбауер метнул взгляд на полковника. Но тот уже забыл о нем. Он повернулся и покорно пошел вперед. Двое солдат шли по бокам, третий — сзади.
Через пару минут его узнали. Американцы насторожились. Они ожидали натиска заключенных и еще плотнее обступили Нойбауера. Его бросило в пот. Глядя прямо перед собой, он шагал так, словно торопился, но вынужден был идти медленно.
Но ничего не произошло. Заключенные останавливались и смотрели на Нойбауера. Они не бросались на него с кулаками. Они образовали для него коридор. Никто не приближался к нему. Никто не произносил ни слова. Никто не проклинал его. Никто не бросил в него камня. Никто не поднял на него дубинку. Они просто смотрели на него. Они образовали узкий коридор и неотрывно смотрели на него, на всем пути, до самого Малого лагеря.
Вначале Нойбауер облегченно вздохнул, потом его снова бросило в жар. Он что-то бормотал себе под нос, не поднимая глаз. Но он чувствовал прикованные к себе взгляды. Он ощущал их на своей коже, словно бесчисленные глазки в огромной двери тюремной камеры, как будто его уже упрятали за решетку и теперь сотни глаз наблюдали за ним с холодным вниманием.
Ему было уже невыносимо жарко. Он ускорил шаги. Глаза не отставали. Они еще крепче впивались в него. Он чувствовал их каждой клеткой. Это были пиявки, которые сосали из него кровь. Он передернулся, но их было не стряхнуть. Они прожигали кожу. Они всасывались в самые жилы.
— Я же… я же… — бормотал он. — Долг… Я же ничего не… я был всегда… Что им от меня надо?..
Он весь взмок, пока они добрались до того места, где еще совсем недавно стоял барак 22. Там уже работали шестеро эсэсовцев, которых удалось поймать, и несколько капо. Поблизости стояли американские солдаты с автоматами в руках.
Нойбауер вдруг резко остановился. Он увидел на земле несколько черных скелетов.
— Что… что это?
— Не прикидывайтесь, — ответил ему капрал свирепо. — Это тот самый барак, который вы подожгли. Там, под обломками, еще по меньшей мере тридцать мертвецов. Вперед, искать кости!
— Я… этого… не приказывал…
— Разумеется.
— Меня здесь не было… Я ничего не знал. Это сделали другие, самовольно…
— Конечно. Как всегда — другие. А те, которые подохли здесь, как собаки, за все эти годы? Это тоже не ваша работа? А?
— Я выполнял приказы. Долг…
Капрал повернулся к одному из стоявших рядом товарищей.
— Это теперь на несколько лет будут две любимые их фразы: «я выполнял приказ» и «я ничего не знал».
Нойбауер не слушал его.
— Я всегда старался сделать все, что было в моих силах…
— А это, — с горечью прибавил капрал, — будет третья отговорка… А ну живо!! — взорвался он неожиданно. — Работать! Откапывать трупы! Или вы думаете, это так легко — бороться с искушением переломать вам все кости?..
Нойбауер съежился и стал неуверенно копаться среди обломков
Ещё более жутко воспринимается от того, что-то из этих людей могдо сих пор быть жив... Столько лет...
Времена сжигания ведьм и прочего ужаса, к счастью так уже не представить, а это...
