хорошая история, стиль очень понравился.
********************************************************************************************************************
Историю эту я услышала во время путешествия по русскому Северу. Сложно передать словами ту немыслимую красоту, которую скрывают эти суровые края. Пожалуй, лишь там сохранился подлинный дух Старой Руси. Вдали от туристических маршрутов, в местах, где люди живут по укладу, заведенному их предками, порой встречаются удивительные вещи...
Несколько лет назад я в компании таких же помешанных на красоте русских лесов отправилась покорять северные просторы нашей необъятной родины. Внедорожник, туристическое снаряжение, подробные карты и бешеный энтузиазм пятерых вчерашних студентов – эта гремучая смесь способна прокладывать неведомые раньше маршруты. Не в каждой деревне нас пускали на постой – выручали палатка и просторный салон автомобиля. Но где-то принимали с поистине русским гостеприимством и радушием – угощали северными яствами и рассказывали местные предания. Мы, впрочем, не отставали – закупив в Москве маленькие флакончики духов, детские наборы для творчества, садовые фонарики из «Икеи» и прочие приятные мелочи, дарили их гостеприимным хозяевам, ощущая себя эдакими летними Дедами Морозами. Удивительные ощущения, скажу я вам. Впрочем, я отвлеклась.
Остановившись возле небольшой деревушки, мы с мужем отправились на поиски воды, оставив ребят разбивать лагерь. Остановившись на пригорке, мы залюбовались открывшимся видом: несколько десятков ладных домов, небольшая церквушка, ребятня, видимо, сосланная на летние каникулы к бабушкам-дедушкам, шумно резвящаяся на улице... Сзади раздался бодрый старческий голос:
– Доброго дня вам, молодые люди.

Мы обернулись. Говоривший оказался высоким плечистым стариком лет семидесяти. Почтенный возраст выдавало лишь добродушное лицо, изборожденное морщинами, со спины ему бы наверняка нельзя было бы дать больше пяти десятков.
– Видишь, что целебный русский Север со стариками делает, – саркастически прошептал мне Влад и громко гаркнул:
– И тебе того же, отец! Не подскажешь, где у вас тут водою чистой разжиться можно?
– Не кричите так, молодой человек, – спокойно произнес старик, – я прекрасно вас слышу. Неподалеку есть хороший родник, я покажу дорогу. – Не дожидаясь ответа, он резко повернулся и зашагал в противоположную сторону, твердо печатая шаг. Переглянувшись, мы пошли за ним. Словом, догнать старика оказалось делом нелегким. Уже на роднике, напившись невероятно вкусной воды и набрав полные бутыли, мы разговорились. Я поинтересовалась, где здесь можно насобирать ягод, на что получила довольно неожиданный ответ:
– Неча, – резко сказал старик, назвавшийся Истиславом Владимировичем, – по здешним лесам шастать. Опасно это. Особенно тебе, чернявый, – узловатым пальцем он указал на Влада.
– Это с чего вдруг? – поинтересовался мой оторопевший муж.
– А с того. Не веришь ты ни в бога, ни в черта, нет над тобой защиты небесной. А в тутошних лесах так порой кружит, что только успевай за крест православный хвататься. Да и знахарь наш бывший лютует до сих пор. Вон, намедни Ваську из лесу приволокли. Подранный весь, страсть. Ни одного живого места Велимир на нем не оставил. А уж как мать по нему выла... А все одно – Ванькино-то семя в нем. Так что по лесу не шастайте, а ночевать ко мне приходите. Впятером. Крайний дом с той стороны, – махнул он рукой. Мы оторопело взирали на старика. Первым очнулся Влад.
– Отец, ты как себя чувствуешь? Черти по ночам в окно не лезут? Зачем девчонку запугиваешь? Или занятий больше нет, как над приезжими подшучивать?
– Не ершись, – строго заметил Истислав Владимирович, – вечером приходите, я вас ждать буду. А за леса у любого спросите, кружит здесь. И туда, – кивнул он в сторону мрачной стены деревьев, – не ходите. Нет там ничего хорошего. Только страшное. – Тяжело поднявшись, он пошел в сторону деревни.
– Двинутый, – сердито забормотал муж, поднимая пятилитровые бутыли с водой, – не дай Бог вот так к старости крышей поехать...
– Но с одним он угадал, – заметила я, – ты ж у нас воинствующий атеист. И сказал, что нас пятеро.
– И что? Тоже мне, провидец... Так, ведя вялую полемику, мы добрались до друзей. Поведав о странном старике и ответив на кучу по большей части бессмысленных вопросов, приняли решение все-таки наведаться в гости.
Стариковская изба оказалась обычным пятистенком. Внутри пахло травами и еще чем-то непривычным, но не противным. Я так и не смогла идентифицировать источник запаха. Гостеприимный хозяин тем временем накрывал на стол, ему помогала Стаська, выкладывая наши гостинцы. Старик лишь крякнул, глядя на копчености, заморские фрукты и бутылку виски.
– А вот это убери, – указал он на алкоголь, – неча их заокеанской дрянью травится. У нас свое есть, русское. – И вытащил из шкафа бутылку с мутноватой жидкостью. Мы уселись за стол, мужики выпили, закусили... Утолив первый голод, мы начали задавать вопросы. Конечно же, о лесах и неведомом Велимире. А дальше я продолжу со слов старика.
– Аккурат после революции это было. Жил у нас тут один, Ванька Елисеев. Не приведи господь с таким на узкой дорожке встретиться, злодеюкой окаянной. Говорят, он разбоем промышлял, да и убийством не брезговал. Посадили бы его, да тут коммунисты пришли, уж не знаю как, но чекистом он заделался. Вот уж где его душеньке окаянной было развернуться. Сколь через него людей полегло в страшных мучениях – одному Господу Богу ведомо. И жил в ту пору здесь знахарь, Велимиром его звали. Сторонились люди его дома, поговаривали, что он старым богам молится да в лесу дары им подносит, живность режет. Но как заболеет кто, сразу к нему бегут. Лекарем он был знатным. И была у него дочка, красоты редкой девчушка. Ванька за ней еще по малолетству бегал, а она гнала его, смеялась. Говорила, что суженного своего ждет. Так и не дождалась... Светланой ее звали. Прикатил как-то Ванька из города с дружками своими, и сразу к Светлане. Та его на порог не пустила, и разговаривать не стала. Не о чем мне, говорит, с душегубом разговоры водить. И от ворот поворот.

Напился тогда Ванька с дружками крепко. Стали дружки его подначивать: мол, не может с бабой справиться. Взыграло в Ваньке ретивое, и порешил он Светланке отомстить. Бросилось зверье енто к дому знахаря, а его, на беду, и дома-то не было. Травы в ту пору собирать он пошел. Завалился Ванька со сворой своей в избу, а там только Светланка, мать ее – жена Велимирова – да сестренка ее меньшая, Дарьюшка. Двенадцать годков ей тогда было. Никого это зверье не пожалело, даже девочку маленькую. Ссильничали они их, а опосля придушили, как зверят неразумных. А протрезвев да поняв, что они сотворили, бросили избу открытой и сбежали оттуда...

Трудно представить, что испытал Велимир, вернувшись домой. Заревел он зверем раненым да бросился обратно в лес. Мальчонка соседский, что его видел, божился, что тот медведем, подбегая к лесу, обернулся. Да кто ж дитю неразумному поверит...

А Ваньку с его сворой через неделю в лесу нашли. Зверь их подрал крупный, да так, что смотреть на них тошно было. Живого места на них не осталось, кожа лохмотьями свисала. Один, правда, целехонек остался, да только рассказать ничего не смог. В кустарнике его нашли. Лежит ничком, белый, как полотно, исподнее обгажено. И трясется весь, аки лист осиновый. Подхватили, да в деревню повели. А тот людей на околице увидал, закричал, замычал непонятное что-то и обратно в лес начал рваться. Насилу успокоили...

Так и прожил он жизнь свою – хуже дитя неразумного. Ходил под себя, людей и животных боялся, даже котят да щенят махоньких. Увидит кого – забьется в угол, руками лицо закроет, мычит да подвывает жалостливо. Лишь сестру свою признавал. Она-то его и обхаживала...

Прошли годы, улеглось все понемногу, забылось чуток. А у Ваньки-то два брата меньших было, Алексей да Василий. Семьи свои завели, у Лешки два сына родилось, а у Васьки сын да дочка. Только странность какая повелась – никто из рода ихнего, по мужской-то линии, до тридцати не дожил. Кого медведь задрал, кто на болоте сгинул, одного молнией убило. А до чего уж Валерка, внук Алексеев, опасливый был! В лес не ходил, после сумерек за околицу ни ногой. А тут ночью во двор вышел – по нужде, видать, припекло сильно. Поутру его и нашли, аккурат возле нужника, с грудью, медведем, разодранной. Через неделю ему тридцать стукнуть должно было. Не дожил мужик...

Вот и Ваське, последнему из Ванькиного рода-то, не повезло. А до чего бедовый, неверующий парень был! Да и ликом, говорят на Ваньку похож. Он-то в городе жил, с матерью, а тут бабку навестить приехал. Посмеялся над бабкиными наставлениями, ружьишко за спину закинул да в лес пошел... На третий день его нашли. В глазах ужас смертный, а грудь разодранная вся... Вот так вот, ребятки, – неожиданно закончил старик.

Я встряхнула головой, отгоняя образы, навеянные рассказом. Перед глазами стоял огромный бурый медведь, так страшно мстивший за смерть своих близких...
– Скажите, – тихо спросила я, – а семья Велимира где похоронена?
– Да здесь, внучка, на кладбище местном. Три могилки рядышком стоят. Две побольше, а третья поменьше–то. Ну и засиделись мы, – хлопнул ладонями по столу старик. – Спать-то давно пора.

Я взглянула на часы. И впрямь, половина первого. Как время быстро пробежало...
– Ну, давайте укладываться, – прокряхтел старик, роясь в платяном шкафу. – В тесноте, да не в обиде.
Сон не шел. Я ворочалась, пыталась считать до ста, но спать не хотелось совершенно. Аккуратно сняв с себя руку спящего Влада, вышла во двор. Села на крыльцо, запрокинув голову. Передо мной расстилалось иссиня-черное небо с россыпью крупных звезд. В городе такого не увидишь...

Позади скрипнула дверь. Истислав спустился по скрипящим ступеням и молча сел рядом.
– Ты не печалься о них, дочка, – вдруг произнес он. – Они давно в ирии светлом, и Велимир теперь с ними. Выполнил он страду свою и ушел к ним. Спокойна теперь его душенька. И о себе с печалью не думай, будут у вас детки.
Я вздрогнула. Год назад мне поставили неутешительный диагноз – бесплодие. Врачи, отводя глаза, твердили, что шансы есть всегда, но верилось в это с трудом. Я послушно принимала лекарства, регулярно ходила в больницу, но где-то в глубине души понимала, что толку от этого нет. Я и поездку эту затеяла, чтобы хоть как-то, хоть что-то... Чтобы появилась хоть маленькая надежда. Чистый воздух, святые места...
– Правильно ты сделала, что сюда приехала, – словно читая мои мысли, продолжал старик. – Здесь места особенные, здесь душой светлеешь. И чернявому своему скажи, чтоб бросил он упорство свое глупое. Должна быть у человека вера в душе, нельзя без нее. Иначе не будет у него ничего за чертой смертной. И сама верь. Верь, главное, и все будет хорошо.
– А во что верить, дедушка? – горько усмехнулась я. – Предки наши в своих богов верили, потомки в своих... Куда ни глянь, сект сколько... Во что верить? В Перуна или Христа? Будду или Аллаха?

– А ты, главное, верь, – мягко улыбнулся старик. – Имена-то, они что... Они сути не меняют... Ну, был Сварог, так его Богом нарекли. Имя убрали, а сущность осталась. Перуна вон Ильей-пророком прозвали. А суть-то не меняется... Ты верь, главное, да зерна от плевел отделять умей. Названия громоздкие, титулы пышные – они как шелуха наносная, смахнешь ее – и правда тебе откроется. И не забывай, что Иисус нам завещал: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". И верь. Верь, внученька. А теперь спать иди. Поздно уже, да и холод пробирает. А детки у вас обязательно будут...

Когда я открыла глаза, часы показывали начало седьмого. Ребята еще спали, а вот Истислава в избе не было.
В деревне уже кипела жизнь, и две словоохотливые старушки, встреченные по дороге, подробно объяснили мне маршрут. Я кивнула, поблагодарив их. С такими напутствиями я точно не заблужусь. Искомое я нашла минут через пятнадцать после того, как зашла на кладбище. Без крестов и фотографий, три каменные плиты с полустершимися надписями, они не выглядели брошенными. Было видно, что за ними ухаживают. И я даже догадываюсь, кто... Положив на каждую по букетику полевых цветов, сорванных по дороге, я присела на мокрую от росы траву. Вскинула голову, вслушиваясь в пение птиц. Какое же здесь красивое небо...
На выходе с кладбища я встретила немолодую женщину.
– Ой, – заулыбалась она, – а вы приезжие? У Истислава остановились, да? Вы родственники, что ли? А я думала, нет у него никого, бобылем век векует... Дочка была, так уехала за границу давно, лет двадцать здесь не появлялась. Он, правда, ездил к ней года два назад...
– Да нет, – прервала я поток красноречия, туристы мы. А Истислав Владимирович нас на постой пустил.
– А-а-а... А вы семью Велимирову навещали? Ох, горюшко горькое... А Истислав видел ведь все, да... Мальчонкой совсем был, все кричал, что Велимир медведем в лесу обернулся, бедный. Мне мама моя рассказывала...
– Погодите, – оторопело спросила я, – это же сколько ему лет?!
– Ой много, девонька, много... И ведь крепкий какой, на здоровье не жалуется, я ж лет на тридцать его моложе, а тут как намедни спину прихватило... Если б не Истислав, не знаю, что со мной было бы. Он ведь травки ведает, всю деревню врачует... Говорят, и здоровье у него через травки эти. В лесу иногда неделями пропадает, другие боятся. Водит там, а ему хоть бы хны... И в кого он пошел, ведь не учил никто. Не было у него в роду лекарей, а тут на любую болезнь управу найдет...

Подходя к дому старика, я увидела, что ребята пакуют вещи.
– Ты где ходишь?! – напустилась на меня Стаська. – Собрались уже, ехать давно пора.
– А старик где? – оглядываясь, спросила я.
– В доме, тебя ждет, зайти просил. Только недолго, ладно? Выезжать надо...
Истислав сидел за столом, спиной к двери, что-то мастеря. Услышав, как скрипнула дверь, оглянулся и заулыбался:
– Здравствуй, внученька.
Я прошла в комнату, села за стол и, посмотрев в яркие, как здешнее небо, ничуть не выцветшие глаза старика, спросила:
– Истислав Владимирович... Вы не сказали, кем был тот мальчик.
– А зачем, милая? Изменилось бы что-нибудь?

Помолчав, я спросила:
– Вы правда его видели? Велимира?
– Видел, внученька, видел. Рядышком он жил, по соседству. Да и потом заглядывал, научил меня кой-чему. Да только кто ж старику глупому поверит. Вот и ты лобик хмуришь, сомнения тебя одолевают. Ты иди, милая, друзья заждались давно. И не серчай на меня, коли чего не так.

Поднявшись из-за стола, я подошла к старику и обняла его.
– Спасибо вам, Истислав Владимирович.

Старик легонько прикоснулся сухими старческими губами к моему лбу.
– Иди милая. Иди. И верь, главное. А я помолюсь за тебя у Лели светлой.
Подойдя к двери и обернувшись, я увидела, что он крестит меня вслед.
Сев в машину, я поймала заинтригованные взгляды друзей.
– О чем говорили? - поинтересовался Влад, заводя машину. – Что старик сказал?
Улыбнувшись, я посмотрела вдаль.
– Что нужно верить.
******************************************************************************************************************