агентство MAGNUM

Когда Нанна возвращается с одной смены в красной зоне, ей кажется, что отдохнуть после такого невозможно, что теперь ей никогда не захочется никуда выходить

После восьми часов в защитном костюме, респираторе, очках, без еды и воды тяжело даже просто двигаться. Респиратор плотно прилегает к лицу, он безопаснее, чем маска, но так сдавливает голову, что голова тут же начинает болеть

Очки тоже не лучший друг фотографа, все время запотевают, но, говорит Нанна, потом смотришь на некоторые фотографии и думаешь: «Даже хорошо, что запотевают. Не все так четко видно»

Фотограф Нанна Хайтман (агентство MAGNUM) провела несколько дней в красной зоне в 52-й больнице. Она снимала работу врачей, их портреты после 24-часовой смены в красной зоне, уставших медсестер, пациентов (если они на это соглашались), стены реанимации, полупрозрачных от слабости людей на выписках

9 мая врачи пели фронтовые песни под гитару для ветеранов и детей войны

«Меня это поразило, — говорит Нанна. — Они уже пережили войну и вот теперь переживают эпидемию». И сколько продлится эпидемия, пока неизвестно

Preview

От вируса по-прежнему нет никакого специфического лечения, врачи стараются снизить травматизацию легких и помочь пациентам пережить течение болезни. Они уже не следуют строгим протоколам первых дней, информация об эффективности тех или иных лекарств все время обновляется и в разных случаях срабатывают разные схемы

Домой выписывают сразу, как только пациент может обойтись без кислорода, чтобы дать шанс следующему. После выписки люди еще очень слабы, впереди месяцы восстановления, но в красной зоне их никто не встречает, нельзя. Волонтеры отвозят их домой на специальных машинах

Нанна говорит, что хотела бы снять как можно больше выписок, хотела бы поехать с этими людьми к их семьям: «Я на них смотрю, особенно на стариков, и думаю: что дальше, кто за ними ухаживает?»

Preview

Выздоравливающий пациент 
Медсестра с цветами для ветеранов войны
Медсестра дарит цветы ветеранам войны
Медсестра
После смены. Защитные костюмы

Сложнее всего снимать в реанимации и работу скорой помощи

Самые напряженные моменты фотографировать нельзя, чтобы не отвлечь даже случайным движением

«Врач, который привел меня, сказал: “Давай просто так стой и смотри”. А я сказала: “Нет, просто так я не могу на это смотреть”. Мне слишком страшно. Фотоаппарат — это хоть какая-то дистанция. Когда я снимаю, я могу думать о том, как сделать хороший кадр, а не о том, что происходит вокруг

Думаю, если бы врачи просто стояли и смотрели, они бы тоже не выдержали. Они справляются только потому, что работают, потому что бросаются на помощь пациентам»

Preview

Врач — хирург-рентгенолог Станислав Корзунов устанавливает канюли для вено-венозной ЭКМО пациенту на ИВЛ с тяжелой формой пневмонии

Preview Медсестра во время сложного кесарева сечения у пациентки с врастанием плаценты

Preview Новорожденный и его мама после кесарева сечения с врастанием плаценты

Медбрат Василий Федин (фотография сделана вне красной зоны)

«В самый первый день, когда я снимала в реанимации, люди умирали при мне, я их видела, вот только что видела. И когда одного человека увозили, следующий сразу занимал его место

И вот в этот первый день я вызвала такси до дома, самой было страшно: все же я только из красной зоны. Я спросила у таксиста: “У вас нет маски?” 

Даже не знаю, за кого мне было тревожнее в тот момент, за себя или за него

А он еще очень крупный, как многие люди, лежащие в реанимации, и он мне говорит: “Да зачем мне маска? Я сам как коронавирус, мне ничего не сделается!” И я — правда — не могу понять его слов. Почему люди говорят про какие-то деньги, которые кто-то зарабатывает на вирусе, заговоры, “пятнадцать человек” в больницах (только в 52-й больнице сейчас около 900 пациентов с COVID-19), когда рядом — вот тут, рядом с ними, в этом здании — врачи из последних сил работают»

Нанна сама боится больниц — слишком много времени провела в них когда-то из-за проблем со здоровьем, — но за работой нет, не боится

«Я очень уважаю фотографов, снимающих в чрезвычайных обстоятельствах. Но мне всегда казалось, что особенно страшно, когда враг — невидимый, непонятный. И я думала, что я так не смогу, ни в коем случае»

Она ошиблась. Смена в красной зоне закончилась, в руках Нанны фотоаппарат с сотнями фотографий

Врач Сергей Сергеевич с шарами, которые ему подарили на день рождения. Он сейчас должен быть в отпуске, но работает, чтобы не бросать своих коллег
Санационная бронхоскопия

Все портреты врачей сделаны после их 24-часового дежурства вне красной зоны, лица зараженных коронавирусом во время процедур в реанимации заретушированы, а пациенты, снятые в палатах, официально дали разрешение на фотосъемку

Когда Нанна просила разрешение на съёмку, еще не было репортажей из больниц, никто не знал, какие требуются меры защиты и чего ждать, но она все равно согласилась

Многие врачи не хотели фотографироваться со следами от масок на лице, особенно женщины. Говорили, что «некрасивые»

Preview Медбрат Николай Федулов

Preview Медсестра Анна Любицкая

Preview Медсестра Юлия Коротких	Preview Акушер-гинеколог Илья Головченко
Preview Зав. отделением реанимации Георгий Арболишвили	Preview Акушер-гинеколог Ольга Поликарпова

Preview Медсестра Маргарита Соколова

Preview Заведующий отделением сурдологии Павел Азаров

Никто из врачей, говорит Нанна, не считает себя героем

Повторяют: «Кто-то должен делать эту работу» — и все

Фотографы агентства Magnum (среди них великие Роберт и Корнел Капа, Эллиотт Эрвитт, Томас Дворжак, Анри Картье-Брессон, Ева Арнольд) снимают (СССР) Россию уже 73 года 

В Петербургском Манеже открылась и будет работать до 15 июля первая выставка после карантина — «Иной взгляд. Портрет страны в объективе агентства Magnum»

Куратор выставки — историк фотографии Нина Гомиашвили. Всего в Манеже можно увидеть 265 работ от 39 фотографов Magnum, некоторые из них показаны публике впервые

Итак, несколько (77) снимков агентства, начиная с легендарной поездки в СССР Роберта Капы и писателя Джона Стейнбека в 1947 году

«Зашел я в гастроном посмотреть, что продают. Пока стоял, подошел ко мне человек и начал что-то говорить. Ну, я по-русски ни слова не знаю, а он понял, выставил один палец и говорит "рубль, рубль!"

Ну, я понял, что ему нужен рубль. Я дал ему. Он так выставил ладонь, мол, стой, куда-то ушел, очень быстро вернулся с бутылкой водки, сделал мне знак, чтобы я пошел за ним. Вышли из магазина, зашли в какой-то подъезд, там его ждал еще человек. Тот достал из кармана стакан, этот ловко открыл бутылку, налил стакан до краёв, не проронив ни капли, приподнял его, вроде как салют, и залпом выпил. Налил еще и протянул мне. Я последовал его примеру. Потом налил третьему, и тот выпил. После этого он вновь выставляет палец и говорит "рубль!". Я ему дал, он выскочил из подъезда и через три минуты вновь появился с бутылкой. Ну, повторили всю процедуру и расстались лучшими друзьями

Я вышел на улицу, соображаю плохо, сел на обочину. Тут подходит ваш полицейский и начинает мне что-то выговаривать. Видно, у вас сидеть на обочине нельзя

Я встал и сказал ему единственное предложение, которое я выучил по-русски: "Я — американский писатель"

Он посмотрел на меня, улыбнулся во всё лицо и бросился обнимать меня, крикнув "Хемингуэй!!!". Ваша страна единственная, в которой полицейские читали Хемингуэя»

В Третьяковской галерее Москва, за Калужской заставой, 1947 год, фотограф Роберт Капа

«Система бухгалтерского учета просто чудовищна. Официант, принявший заказ, аккуратно записывает его в свой блокнот. Но идет он с этим блокнотом не заказывать блюда, а к бухгалтеру. Тот делает еще одну запись о заказанной еде и выдает квитанцию, которая направляется на кухню. Там производится еще одна запись, по которой и происходит заказ определенных блюд. Когда еда готова, вместе с ней выписывают талон, на котором перечисляют все блюда, и этот талон получает официант. Но заказ на стол он несет не сразу: сначала относит талон к бухгалтеру, тот делает запись, что такая-то заказанная еда теперь выдается, и вручает официанту другой талон, с которым тот возвращается на кухню, берет блюда и… на этот раз уже приносит еду на стол. Правда, попутно ему приходится делать запись в своем блокноте, что еда, которую последовательно заказали, зарегистрировали и выдали, теперь наконец-то поставлена на стол» Джон Стейнбек, 1947 год

«Сталинград был большим городом с жилыми домами и квартирами, сейчас же ничего этого не стало, за исключением новых домов на окраинах, а ведь население города должно где-то жить. И люди живут в подвалах домов, в которых раньше были их квартиры. Мы могли увидеть из окон нашей комнаты, как из-за большой груды обломков появлялась девушка, поправляя прическу. Опрятно и чисто одетая, она пробиралась через сорняки, направляясь на работу

Мы не могли себе представить, как им это удавалось. Как они, живя под землей, умели сохранять чистоту, гордость и женственность. Женщины выходили из своих укрытий и шли на рынок. На голове белая косынка, в руке ― корзинка для продуктов. Все это было странной и героической пародией на современную жизнь»

Сталинград, 1947 год

Главной целью поездки в Украину было посещение колхозов. Стейнбек пишет, что там было очень весело и мило. Для местных жителей они стали настоящей сенсацией, поэтому они были очень общительными и гостеприимными 

«Среди них была одна с обаятельным лицом и широкой улыбкой: ее-то Капа и выбрал для портрета»

«Она была очень остроумна. Она сказала:

— Я не только очень работящая, я уже дважды вдова, и многие мужчины теперь просто боятся меня. 

 И она потрясла огурцом перед объективом фотоаппарата Капы

— Может, вы бы теперь вышли замуж за меня? — предложил Капа

Она откинула голову назад и зашлась от смеха

— Глядите на него! — сказала она Капе. — Если бы прежде чем создать мужчину, господь бог посоветовался с огурцом, на свете было бы меньше несчастливых женщин!

Все поле взорвалось от смеха» Джон Стейнбек, 1947 год

«Мы находимся здесь уже неделю и пробудем до следующей пятницы, - сообщал Джон Стейнбек 11 августа 1947 года из Киева. - Прекрасная страна и прекрасный город, но он был так жестоко, безумно разрушен немцами»

«Восстановление идет повсюду, но большие трудности из-за нехватки механизмов и машин. Моя записная книжка быстро заполняется, а Капа делает много фотографий, большинство, по-моему, прекрасны. Мы получаем отличный материал, но я боюсь, что газетам Херета он не понравится. Эти украинцы - отличный приветливый народ, с прекрасным чувством юмора. Я записываю подробно длинные беседы с крестьянами и рабочими, чтобы не забыть. Нам просто повезло, что мы сумели сюда приехать. Мы так много увидели» Джон Стейнбек, 1947 год

«Все в Советском Союзе происходит под пристальным взглядом гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока. Его портрет висит не то что в каждом музее — в каждом зале музея. Его статуи установлены у фасадов каждого общественного здания. А его бюст-перед всеми аэропортами, железнодорожными вокзалами и автобусными станциями. Бюст Сталина стоит во всех школьных классах, а портрет часто висит прямо напротив бюста. В парках он сидит на гипсовой скамейке и обсуждает что-то с Лениным. Дети в школах вышивают его портрет. В магазинах продают миллионы и миллионы его изображений, и в каждом доме есть по крайней мере один его портрет»  Джон Стейнбек, 1947 год

В Киеве

«Где бы мы ни были — в России, в Москве, на Украине, в Сталинграде, магическое слово "Грузия" возникало постоянно. Люди, которые ни разу там не были и которые, возможно, не смогли бы туда поехать, говорили о Грузии с восхищением и страстным желанием туда попасть. Они говорили о грузинах, как о суперменах, как о знаменитых выпивохах, известных танцорах, прекрасных музыкантах, работниках и любовниках. И говорили они об этом месте на Кавказе у Черного моря просто как о втором рае. Мы стали верить, что большинство русских надеются, что если они проживут всю жизнь в честности и добродетели, то когда умрут, попадут не в рай, а в Грузию — с прекрасным климатом, богатой землей и маленьким собственным океанчиком. Заслуги перед государством иногда вознаграждаются поездкой в Грузию. Сюда едут, чтобы восстановить силы после долгой болезни»

Грузинская ССР, 1947 год
Гирлянды настоящих болельщиков висят на деревьях за оградой стадиона. Борцы. Грузинская ССР, 1947 год Писатель Джон Стейнбек и фотограф агентства Magnum Роберт Капа в зеркальном отражении. СССР, сентябрь 1947 года
1957, Ленинград,  фотограф Эллиотт Эрвитт
Портовые краны на берегу Иртыша. Одесса. 1957 год, фотограф Эллиотт Эрвитт Фото для образованных пидоров, 1957 год 7 ноября 1957 года, Москва. Парад на Красной Площади в честь сороковой годовщины Октябрьской Революции, фотограф Эллиотт Эрвитт
Хореографическое училище Государственного академического Большого театра. Отработка позиций. Москва, 1958 год, фотограф Корнелл Капа (младший брат фотографа Роберта Капы) Нобелевский лауреат Борис Пастернак, Москва, 1958 год, фотограф Корнелл Капа  Мемная фотка, Москва, 1959 год, фотограф Эллиотт Эрвитт Великолепная десятка, Москва, , 1966 год, фотограф Эллиотт Эрвитт Москва 1989 года глазами Гарри Груйера (Harry Gruyaert) Борцы за независимость, Литовская ССР, январь 1991 года Путч, Москва, август 1991 года Пара в ночном клубе, Москва, 1993 год, фотограф Георгий Пинхасов

Preview

Выборы президента, 1996 год, Фото: Thomas Hoepker Рабочие вешают предвыборные плакаты с изображением Бориса Ельцина напротив Красной площади
Лагерь №27. Помещение для свидания. Красноярск, Сибирь, Россия, 2001 г. Фото: Carl De Keyzer 
Рыбинск, Ярославская Область, Россия, март 2015 г. Фото: Steve McCurry
Последователи секты Виссариона во время рождественского паломничества. Красноярский Край, Россия, 2015 г. Фото: Jonas Bendiksen
Санационная бронхоскопия. Москва, 2020 год