— Слыхал?
— Что?
— Чурки-то, черножопые!
— Что такое?
— Уезжают, сматываются, драпают из нашей Москвы — неужели не слыхал?
— То есть, как это сматываются? Да как они могут!
— Могут. Уже…
— Какая-нибудь группировка?
— Все до одного! Все кавказцы и аизаты!
— Не-е…
— Точно!
— Не поверю, пока сам не увижу. И куда же они? В Питер?
Пауза.
— Домой.
— То есть — к себе в свой сраный чуркистан?
— Именно.
Они стояли под хмурым осенним небом на веранде Старбакса. Один бросил пить смуззи. Другой сплюнул в лужу недоеденный кусок маффина.
— Не могут они уехать, ни в жизнь.
— А вот уже уезжают.
— Да откуда ты взял?
— Везде говорят, и по Твиттеру только что написали.
Они зашевелились — казалось, оживают запыленные статуи. Семен Кац, администратор одного московского Старбакса, натянуто рассмеялся.
— А я-то не возьму в толк, что стряслось с Джамшутом. Час назад дал ему свой скутер и послал привезти заказ. До сих пор не вернулся. Уж не махнул ли прямиком в свой Таджикистон, дурень черножепый?
Мужчины фыркнули.
— А только пусть лучше вернет скутер, вот что. Клянусь, воровства я не потерплю ни от кого.
— Слушайте!
Они повернулись, раздраженно толкая друг друга. В дальнем конце улицы словно прорвалась плотина. Жаркие черные струи хлынули, затопляя город. Между ослепительно белыми берегами городских улочек, среди безмолвных билбордов, нарастал черный прилив. Будто черная патока ползла, набухая, по светло-коричневой пыли дороги. Медленно, медленно нарастала лавина — мужчины и женщины, овцы и красные мокасины, и дети, мальчики и девочки. А речь людей — частиц могучего потока — звучала, как шум водопада, который куда-то несет свои воды, рокочущий, неотвратимый. В этом медленном темном потоке, рассекшем ослепительное сияние дня, блестками живой белизны сверкали глаза.
— Алла Акбар! Алла Акбар! Аллах велик.
Река катилась и катилась, а люди на террасе Старбакса сидели подобно ощетинившимся псам и не знали, что предпринять: чинить плотину было поздно.
Семен Кац все еще не мог поверить.
— Да кто им даст транспорт, черт возьми? Как они думают попасть домой?
— На поездах, — сказал дед Иннокентий.
— А откуда возьмутся билеты у этих болванов и остолопов?
— Скопили денег и купили.
— Первый раз слышу.
— Видно, черножопые держали все в секрете.
— Как же так? — не унимался Семен Кац, мечась по веранде. — А законы на что?
— Они как будто войны никому не объявляли, — мирно ответил дед.
— Надо писать в прокуратуру, вызвать полицию! — бесновался Кац. — Они обязаны были предупредить заранее!
— Что, Семен, — усмехнулся дед Иннокентий, — видать, придется тебе самому черную работу делать.
— Я сейчас тебе лицо набью. — прошипел Кац, не глядя на деда.
Дед отвернулся и замолчал.
— Эй, ты, постой-ка! — Семен Кац спрыгнул с веранды, протиснулся и схватил высокого таджика. — Все, Равшан, конечная, приехали!
— Да, начальника. — Равшан послушно остановился.
Кац смерил его взглядом.
— Ну, как же это называется?
— Понимаете, начальника…
— Домой собрался, да? Как в той песне… сейчас вспомню… «Голубой вагон» — так, что ли?
— Да, начальника.
Таджик ждал, что последует дальше.
— А ты не забыл, Равшан, что должен мне пятихатку?
— Нет, начальника.
— И задумал с ними улизнуть? А полицию попасть не хочешь?
— Начальника, такой переполох, я совсем запамятовал.
— Он запамятовал… — Кац злобно подмигнул своим зрителям на веранде. — Черт возьми, Равшан, ты знаешь, что ты будешь делать?
— Нет, начальника.
— Ты останешься здесь и отработаешь мне эти пятьсот рублей, не будь я Семен Кац.
Он повернулся и торжествующе улыбнулся мужчинам под навесом.
Равшан смотрел на поток, до краев заполняющий улицу, на черный поток, неудержимо струящийся между лавками, черный поток на колесах, верхом, в пыльных башмаках, черный поток, из которого его так внезапно вырвали. Он задрожал.
— Отпустите меня, мистер Кац. Я пришлю оттуда ваши деньги, честное слово!
— Отпущу, когда захочу. Мы будем мило толковать с тобой здесь, пока я не позволю тебе уйти, и ты это отлично знаешь. Значит, путешествовать собрался? Ну, так вот что, мистер «Голубой вагон», возвращайся и отрабатывай пятьсот рублей!
Вдруг от толпы отделился старик.
— Извините?
Кац глянул на него.
— Ну?
— Сколько должен вам этот человек?
— Не твое собачье дело!
Старик повернулся к Равшану.
— Сколько, сынок?
— Пятьсот рублей.
Старик протянул высохшие руки к окружавшим его людям.
— Нас двадцать пять. Каждый дает двадцать рублей, и быстрее, сейчас не время спорить.
— Это еще что такое? — крикнул Кац, величественно выпрямляясь во весь рост.
Появились деньги. Старик собрал их в шляпу и подал ее Равшану.
— Сынок, — сказал он, — ты не опоздаешь на поезд.
Равшан взглянул в шляпу и улыбнулся.
— Не опоздаю, сэр, теперь не опоздаю!
Кац заорал:
— Сейчас же верни им деньги!
Равшан почтительно поклонился и протянул ему долг, но Кац не взял денег; тогда таджик положил их на пыльную землю у его ног.
— Вот ваши деньги, начальника, — сказал он. — Большое спасибо.
— Сукин сын! — шептал Кац, глядя на солнце невидящими глазами. — Сукин сын…
— Подними деньги, Сэмэн, — сказал какой-то бритоголовый мужик с веранды.
То же самое происходило вдоль всего пути. Примчались босоногие белые мальчишки и затараторили:
— У кого есть, помогают тем, у кого нет! И все едут домой! Один богач дал бедняку две тыщи, чтобы тот рассчитался! Еще один дал другому десять тыщ, пять, шестнадцать — и так повсюду, все так делают!
Москвичи сидели с кислыми минами. Они щурились и жмурились, словно в лицо им хлестали обжигающий ветер и пыль.
Два часа дня. Прилив схлынул, поток мелеет. А затем река и вовсе высохла, в городе воцарилась тишина, пыль мягким ковром легла на строения, на сидящих мужчин, на высокие, изнывающие от духоты деревья.
Тишина.
— Не возьму в толк, с чего это им вдруг загорелось уезжать именно сейчас. Вроде, все шло на лад. Что ни день, новые права получали. Чего им еще надо? Визы отменили, Дума каждый день принимает новые законы, чтобы гражданство дать, кругом демократия! Мало им этого? Зарабатывают почти что не хуже любого москвича — и вот тебе на, сорвались с места.
В дальнем конце опустевшей улицы показался скутер.
— Разрази меня гром, Кац, это твой Джамшут едет.
Скутер остановился возле крыльца, на нем сидел парнишка лет семнадцати, угловатый, нескладный — длинные руки и ноги, круглая, как арбуз, голова. Он взглянул на Семена Каца и улыбнулся.
— Что, совесть заговорила, вернулся, — сказал Кац.
— Нет, хозяин, я просто привез скутер.
— Это почему же — в поезд не влазит?
— Да нет, хозяин, не в том дело…
— Можешь не объяснять в чем дело! Слазь, я не позволю тебе красть мое имущество! — Он толкнул парня. Скутер упал. — Пошел в Старбакс, кофе варить.
— Что вы сказали, хозяин? — Глаза парня расширились.
— То, что слышал! Надо пакеты распаковать и ящик вскрыть.
— Пожалуйста…
— Наладить морозильный ларь…
— Пожалуйста Кац, хозяин!
— Ты еще стоишь здесь?! — Кац свирепо сверкнул глазами.
— Пожалуйста, можно я сегодня возьму выходной? — спросил парень извиняющимся голосом.
— И завтра тоже, и послезавтра, и после-послезавтра? — сказал Кац.
— Боюсь, что так, хозяин.
— Бояться тебе надо, это верно. Пойди-ка сюда. — Он потащил парня в лавку и достал из конторки паспорт.
— Помнишь эту штуку?
— Да, хозяин.
— Твой паспорт. И я тебе его не верну, а будешь работать как и раньше!
— Я не могу! — вскричал парень; по его щекам покатились слезы. — Если я не уеду сегодня, я не уеду никогда.
— Я отлично тебя понимаю, Джамшут, да-да, и сочувствую тебе. Но ничего, мы будем хорошо обращаться с тобой, парень, хорошо кормить. А теперь ступай и берись за работу, и выкинь из головы всю эту блажь, понял? Вот так, Джамшут. — Кац мрачно ухмыльнулся и потрепал его по плечу.
Парень повернулся к старикам, сидящим на веранде. Слезы застилали ему глаза.
— Может… может, кто из этих людей… поработает вместо меня?
Мужчины под навесом, истомленные зноем, подняли головы, посмотрели на Джамшута, потом на Каца.
— Это как же понимать: ты хочешь, чтобы работу гастарбайтера выполнял москвич? — холодно спросил Кац.
Дед Иннокентий поднял с колен красные руки, которые еще помнили субботники СССР. Он задумчиво поглядел в даль и сказал:
— Слышь, Кац, а как насчет меня?
— Что?
— Я берусь работать вместо Джамшута.
Остальные притихли.
Кац покачивался на носках.
— Дед… — произнес он предостерегающе.
— Отпусти парня, я сделаю, что надо.
— Вы… в самом деле, взаправду? — Джамшут подбежал к деду. Он смеялся и плакал одновременно, не веря своим ушам.
— Конечно.
— Дед, — сказал Кац, — не суй свой паршивый нос в это дело.
— Не держи мальца, Кац.
Кац подошел к Джамщуту и схватил его за руку.
— Ну уж нет. Я запру его до ночи.
— Не надо, пожалуйста Кац!
Парень зарыдал. Горький плач громко отдавался под навесом. Темные веки Джамшута набухли.
— Эй, — сказал один из бритголовых мужчин, вставая, — пусть валит.
Второй поднялся.
— Я тоже за это.
— И я, — вступил третий.
— К чему это? — Теперь заговорили все. — Кончай, Кац.
— Отпусти его.
— Вот, значит, как?
— Да, вот так, — отозвался бритоголовый.
Кац отпустил парня.
— Ладно. Катись. — Он ткнул рукой в сторону Старбакса. — Надеюсь, ты не собираешься оставлять свое грязное барахло?
— Нет хозяин!
— Убери все до последней тряпки из своего закутка и сожги!
Джамшут покачал головой.
— Я возьму с собой.
— Так они и позволят тебе тащить в вагон всякую дрянь!
— Я возьму с собой, — мягко настаивал парнишка.
Кац стоял на веранде, горько улыбаясь.
— И что же ты собираешься делать там?
— Открою Старбакс, — ответил Джамшут.
— Ах ты дрянь, так вот ты зачем ко мне нанимался, задумал набить руку, а потом улизнуть и использовать науку!
— Нет, хозяин, я никогда не думал, что так получится. А оно получилось. Разве я виноват, что научился?
— Ладно, парень, катись, отваливай, я плакать не буду!
Джамшут ушел, но привстал, приставил ладони ко рту и крикнул напоследок Кац:
— Эй, Кац, хозяин Кац, а что вы теперь будете делать зимой? Что будете делать зимой?
Тишина. Дорога опустела.
— Что он хотел сказать, черт возьми? — недоумевал Кац. — Что я буду делать зимой?..
Потом он вспомнил, что зимой выпадает снег. Снег, который кому-то придется убирать. А затем взглянул на свои руки, которые не держали в жизни ничего тяжелее чашки кофе.
— Так вот он про что, сукин сын! — Кац выскочил из тени на дорогу. — Назад, ублюдок! Что я буду делать зимой?! Ах ты гад, подлюга…
Вопрос Джамшута попал в самую точку. Кац почувствовал себя слабым и неумелым. «В самом деле. Кто же будет убирать снег? — думал он. — Кто будет чинить трубы? Привозить продукты? Теперь, когда все уехали…» На душе было пусто, мысли оцепенели.
На следующий день жители столицы больше не смогли заказать роллов в тануки и вынуждены питаться бесхозными арбузами, расковыривая их разбросанными во дворах мётлами. Обалдевшие бритоголовые нацисты безо всякого удовольствия переключились обратно на евреев.
А потом наступила зима и ночью в Москве выпал снег. На следующее утро вся Москва содрогнулась и жизнь в ней остановилась.
Рэй Брэдбери
Подписчиков:
2Постов:
26
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме Рэй Брэдбери (+26 постов - Рэй Брэдбери)
