Так давно уже
Голые 3 метровые мужики в парилке.Не уж то хочет создать новую серию Гачи
Так давно уже
Не, у него девушка есть.
Так он это ей.
Ох, Корвус ...
Тюремная жизнь открыла для тебя дружелюбные братские предложения с новых сторон, да ?)
Тюремная жизнь открыла для тебя дружелюбные братские предложения с новых сторон, да ?)
Да почему гачи то? ЧТо плохого,чтобы с корешами-братанами сходить в баню? Пивка там выпить,за жизнь потереть. Былое вспомнить. А вы всё гачи,да гачи... Один пих на уме.
Тем более, что Жиля типа римлянин, поэтому в его культуре совместное посещение купален нормально. Тем более не абы с кем, а с родными братьями.
Скорее все-таки византиец. Эта аллюзия прослеживается, как во вторичности Ультрамара по отношению к Солару («первому Риму»), так и в загнивании центра/запада/первого_Рима и одновременному цветению экс-провинции/востока/Второго_Рима (Империум Секундус(— Второй)).
P. S. — Учитывая, что византийцы в культуре подражали римлянам, в остальном противоречий нет.
P. S. — Учитывая, что византийцы в культуре подражали римлянам, в остальном противоречий нет.
-Понимаете, у нас с братьями есть традиция. Каждое тысячелетие мы собираемся у меня во дворце и идём в термы.. Ну а потом меня отправили на Терру.
-Ты хочешь сказать, что на Терре есть точно такой же адрес, что и в Коммораге?
-Ты хочешь сказать, что на Терре есть точно такой же адрес, что и в Коммораге?
и никто не скинул?
Сплетаемся в объятьях братских.
Крепкие руки примаршие крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью хемосианской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Император! — восклицает Сангвиний.
— Воля Императора! — восклицаем мы.
Встает Сангвиний первым. Приближает к себе Маннуса. Вставляет Феррус в Ангела верзоху уд свой. Кряхтит Сангвиний от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Маннуса Магнус, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Маннус утробно. Магнусу Хорус Воитель заправляет, Хорусу — Фулгрим, а уж Фулгриму липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Фулгрима. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Фулгрим даже не крякает: привык, сын Императора коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Русс пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Русс, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Фулгриму. Русс кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем Император уды обновил, укрепил, обустроил. Есть чем и друг друга усладить, и врагов отца наказать. Собирается, сопрягается гусеница примаршая. Ухают и кряхтят позади меня. По закону братства примархи чередуются, а уж потом первые капитаны пристраиваются. Так у Сангвиния заведено. И слава Императору…
По вскрикам и бормотанию чую — первых капитанов черед пришел. Подбадривает Сангвиний их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Император! — кричит Сангвиний.
— Воля Императора! — гремим в ответ.
Шагнул Сангвиний. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Сангвиний нас в крестовый поход. Просторна галактика, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.
— Император! Император! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Сангвинием. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Император! Император!
Входим в купель. Вскипает галактика мирами покренными вокруг нас. По муде погружается Сангвиний, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница примаршая в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели примархи. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется галактика вокруг нас, волнами ходит, из вселенной выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Импераааатоооор!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в галактике — шторм девятибалльный.
— Импераааатоооор!!!
Реву в ухо Фулгриму, а Русс в мое воет:
— Импераааатоооор!!
Император, помоги нам не умереть
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после имперо-примаршего совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Сангвиний наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.
Сплетаемся в объятьях братских.
Крепкие руки примаршие крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью хемосианской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Император! — восклицает Сангвиний.
— Воля Императора! — восклицаем мы.
Встает Сангвиний первым. Приближает к себе Маннуса. Вставляет Феррус в Ангела верзоху уд свой. Кряхтит Сангвиний от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Маннуса Магнус, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Маннус утробно. Магнусу Хорус Воитель заправляет, Хорусу — Фулгрим, а уж Фулгриму липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Фулгрима. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Фулгрим даже не крякает: привык, сын Императора коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Русс пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Русс, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Фулгриму. Русс кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем Император уды обновил, укрепил, обустроил. Есть чем и друг друга усладить, и врагов отца наказать. Собирается, сопрягается гусеница примаршая. Ухают и кряхтят позади меня. По закону братства примархи чередуются, а уж потом первые капитаны пристраиваются. Так у Сангвиния заведено. И слава Императору…
По вскрикам и бормотанию чую — первых капитанов черед пришел. Подбадривает Сангвиний их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Император! — кричит Сангвиний.
— Воля Императора! — гремим в ответ.
Шагнул Сангвиний. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Сангвиний нас в крестовый поход. Просторна галактика, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.
— Император! Император! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Сангвинием. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Император! Император!
Входим в купель. Вскипает галактика мирами покренными вокруг нас. По муде погружается Сангвиний, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница примаршая в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели примархи. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется галактика вокруг нас, волнами ходит, из вселенной выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Импераааатоооор!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в галактике — шторм девятибалльный.
— Импераааатоооор!!!
Реву в ухо Фулгриму, а Русс в мое воет:
— Импераааатоооор!!
Император, помоги нам не умереть
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после имперо-примаршего совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Сангвиний наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.
Чтобы написать коммент, необходимо залогиниться
Отличный комментарий!