Чернобыль ч.7.1 Война с радиацией
Саркофаг
Впервые идея накрыть аварийный блок прозвучала из уст академика Велихова ещё в мае, однако в начале месяца было не до того. Проектирование Объекта «Укрытие», как его назвали официально, началось 20 мая. Однако реально его концепцию закончили согласовывать только в июле. Проработали 18 вариантов. ТЗ вообще только 12 августа утвердили. Оно и понятно, необходимо как можно быстрее закрыть висевший у всех бельмом на глазу разлом, источавший из себя радиоактивные материалы. Основным подрядчиком стало минсредмаш СССР, научным руководителем – вездесущий ИАЭ.
Необходимо было закрыть все развалы и провалы, причём неважно чем – бетоном, грунтом или тяжёлыми экранами – лишь бы радиация сидела внутри. Остановились, впрочем, на монолитном бетоне, как на самом удобном материале. Исходя из этого и начали проектные работы. Сложностей была масса, ведь состояния конструкций блока не знал никто. Внутрь ходило множество экспедиций, которые искали топливо, изучали внутреннее загрязнение. Ещё одной их задачей стала разведка состояния конструкций блока.
 |  |
Сооружение Саркофага начали с так называемых пионерных стен высотой 5.75 м на северной стороне и 8.4 м на западе и юге. Их задачей было отсечь высокорадиоактивные обломки стен от людей, дабы они могли работать на саркофаге. На севере пионерную стену дополнили каскадными стенами высотой по 12 метров. Всё это позволяло обеспечить биологическую защиту на самой загрязнённой части. Защищался блок и с востока – монолитная защитная стена, отделившая блок №3 от блока №4, была вообще самой первой. Её толщина составляет 2.3 м. Западная стена была закрыта новой стеной и усилена контрфорсами высотой в 50 метров. Стена эта стальная, при этом внутри она должна была быть полностью забетонирована, а потому внутренняя сторона от коррозии защищена не была. В реальности средняя высота бетона – 2 метра, остальная часть открыта и активно подвергается коррозии.
Северная стена не просто так была каскадной. Такая схема позволяла, во-первых, захоронить внутри кучу выброшенного на улицу радиоактивного хлама, служившего ещё и для укрепления этой стены, а во-вторых, она позволяла постепенно подбираться ближе к разлому, уменьшая размеры крыши будущего Укрытия. В верхней части стены расположились пустотелые металлические секции, усиленные контрфорсами.
 |  |
 |  |
 |  |
Отдельная история – строительство перекрытия. Для возведения новой крыши над бывшим реактором необходимо было установить несколько новых балок. Балки эти были огромными и тяжёлыми, а ставить их было нужно на конструкции непонятного состояния. Начнём с ближней к машзалу балки Осьминог. Она на себе держит часть новой стены, закрывающей разрушенную деаэраторную этажерку сбоку. На эту стену опирается и кровля, соединяющая стену со следующей балкой – балкой Мамонт. Балку Осьминог установили на старые строительные конструкции, которые были сильно деформированы, а потому состояние их вызывало вопросы. Вообще всё здание блока по 45 и 46 осям было словно разжато в бок. Это хорошо видно на макете станции, выполненном Вадимом Тупчим. Для укрепления балку Осьминог привязали тросами к другим строительным конструкциям столь же сомнительного состояния.
Одной из таких конструкция стала юго-западная опора балки Мамонт. Эта опора стояла на засыпке из щебня и мешков с водой и цементом и представляла из себя металлическую ферму. На востоке Мамонт опирался на новую опору, которая имела внешнюю металлическую облицовку, а внутри должна была быть полностью забетонирована. В реальности же это не так. Во время строительства в целях экономии решили внутрь засыпать вместе с бетоном поролоновые маты, которые бы частично заполняли конструкцию этой опоры. Всё бы ничего, да только маты начали сыпать ещё до того, как бетон нормально схватился, и они прошли сквозь него, попав в фундамент будущей опоры, а часть вообще вышла за её пределы. Мало того, при заливке пожалели цемента, так что восточная опора балки Мамонт стоит на песчано-поролоновом основании.
Блок балок Б1-Б2, на котором должно было держаться горизонтальное перекрытие развала реактора, тоже опирается на конструкции, которые были выполнены не так, как должны были. На юго-западе изначально планировали опираться на стену по оси 50 (сейчас она прикрыта западной контрфорсной стеной), однако оказалось, что стена эта сильно повреждена и опорой служить не может. Что делать? Построили новую опору. Эта опора должна была быть аналогичной восточной опоре балки Мамонт. Здесь бетона вроде бы не пожалели, однако он через разломы уходил внутрь здания, так что балка опирается на металлические листы, которые частично залиты бетоном. На востоке же блок балок опирается на сохранившиеся оригинальные стены вентиляционных шахт.
3. Верхняя часть стены по оси 50, усиленная \"корсетом\".
4. Выхлопная шахта.
5. Балка \"Мамонт\".
6. Задняя опора балки \"Мамонт\".
7. Восточная опора балки \"Мамонт\".
8. Балка \"Осьминог\". Украдено из ЖЖ М.Мировича.
Боковое перекрытие (которое не над развалом реактора) – это металлические листы, опирающиеся на вышеназванные балки. А вот по центру крыша слоёная. На балках уложен трубный накат – всего 27 труб длиной 34.5 м и толщиной 1220 мм. На них уютно расположилась металлическая крыша.
Отдельно новой кровлей закрыли повреждённую крышу машзала.
 |  |
 |  |
Так ставились бетононасосы при строительстве Саркофага. На фото 2 — процесс бетонирования. Фото 3 и 4 — немецкие бетононасосы Putzmeister и Schwing
К слову о бетоне. В Зоне до взрыва работал один цементный завод, но после аварии пришлось срочно возвести ещё три. Саркофаг требовал на себя его несметное количество, а значит нужно было также найти и огромное количество транспорта. Поскольку техника изнутри Зоны наружу выезжать не могла, то были оборудованы спецплощадки для перегрузки бетона, завозимого с Большой земли.
 |  |
Бетонные стены строились методом дистанционного бетонирования. На место будущих стен устанавливались специальные блоки, в которые с расстояния 150-200 метров подавался бетон. Строительные конструкции ставились зарубежными кранами Демаг и Либхер, некоторые из которых оборудовались телевизионным управлением. К работе привлекались работники большинства строительных предприятий минсредмаша, а также военные. На строительство столь сложной и необычной конструкции в столь сложных условиях ушло всего 5.5 месяцев (конец мая – ноябрь 1986 года). Это, несомненно, не имеющие аналогов показатели. Несмотря на все свои проблемы, Саркофаг – это уникальное сооружение.
Увы, со строительством Саркофага, точнее, с его завершением связан трагический эпизод. 2 октября в 17:30 один из Ми-8, пролетая над Укрытием и митингом в честь завершения строительства одной из его стен с целью рассеивания дезактивирующего раствора, зацепил хвостовым винтом трос одного из кранов. На глазах у ликвидаторов машина рухнула прямо рядом с машзалом. На борту находилось четыре человека — капитан Владимир Воробьёв (командир экипажа), старлеи Александр Юнгкинд и Леонид Христич (штурман и борттехник соответственно) и старший прапорщик Николай Ганжук (по одним данным находился на борту по просьбе атомщиков, по другой версии, решивший «подскочить на попутке» на оперативный аэродром). Все они погибли. Вдвойне трагично, что Воробьёв вернулся из Афганистана, где выполнил 646 боевых вылетов с налетом 417 часов, был сбит, единственный из всего экипажа выжил, хотя и с тяжёлыми травмами, после чего добился восстановления в лётной работе. В декабре 2017 года на кровле машзала нашли крупный обломок хвоста машины.
Биороботы
В разговоре обратил внимание на одного парня. Не знаю почему, ничем он вроде не был приметен, среднего роста, лет двадцати пяти. Спросил его, как он относится к тому, что мы полностью выкладываемся здесь на станции, работаем больше положенного времени. Он даже как-то с недоумением посмотрел на меня – неужели непонятно? И ответ его был достойным уважения: «Как же, товарищ командир, - чтобы меньше другим досталось.»
Владимир Гудов, участник ЛПА, «731 спецбатальон»
Владимир Гудов, участник ЛПА, «731 спецбатальон»
Дезактивация. В это слово в те месяцы вкладывалось очень много значений. Мытьё домов и дорог специальными растворами. Перекопка грунта и замена его на чистый песок. Простая помывка в душе по специальным правилам – сначала холодной водой ополоснуться и смыть пыль и грязь (от холодной воды поры закроются, и радиоактивная пыль туда не попадёт), потом горячей водой помыться с мылом (вымываем из пор то, что туда таки попало во время работы), потом снова холодной ополоснуться (поры закрываются и при выходе из бани не набирают в себя новой радиоактивной пыли). Работа сверхгрязная, а до закрытия реактора саркофагом – ещё и неблагодарная. Реактор чихнёт – цезий садится на только что отмытые поверхности. Извольте дезактивировать снова, товарищи. Одним словом, аспектов здесь множество.
Разведка
Радиационная разведка – понятие широкое. Вели её разнообразными методами, но все эти методы сводились к одному и тому же – замеру уровней радиации на разных точках маршрута. Ведёт её дозиметрист, так как именно в его ведении прибор для замера фона в данной конкретной точке.
На ЧАЭС в первые месяцы разведка шла постоянно и постоянно утыкалась в высокие поля, но она была жизненно важна. Почему? Потому что необходимо было найти топливо, необходимо было выяснить состояние конструкций блока, необходимо было найти чистые помещения для организации там работы, грязные помещения для дезактивации и дальнейшей организации там работы, сверхгрязные помещения, которые нужно было изолировать. Словом, работы множество, и велась она после завершения строительства Саркофага, причём в более интенсивном темпе, что в целом необычно. Про это ещё будет рассказано позже.
 |  |
Если внутрь люди ходили, то снаружи ездили на технике, броня которой давала заметное ослабление наружной радиации. Да и потом, разведку вели бойцы запаса войск РХБЗ, им такая техника (обычно броневик БРДМ-2РХ) по штатам положена. Маршруты разведки нередко накладывались друг на друга, перекрывая практически все важные участки зоны отчуждения, да и глубоко за пределы этого круга с радиусом 30 км уходили. А всё потому, что необходимо было выяснить ситуацию внутри следов выбросов, один из которых уходил, например, в Белоруссию, заставляя выселять сёла, расположенные далеко за пределами круга шестидесятикилометрового диаметра. Отселяли село при среднем фоне в точках замера (обычно четыре окраины – по количеству сторон света – да центр) 0.7 миллиретнген/ч. А многие населённые пункты имели куда более высокий уровень загрязнения (например, упомянутая выше Ковшиловка). Необходимо было и мониторить эти и другие населённые пункты, которые попали под след, но достаточных для отселения уровней там не обнаружилось. К таковым относится целый ряд городков и сёл в Белоруссии (да по сути пятая часть страны оказалась загрязнена). Основной удар на себя приняли Гомельская и Могилёвская области. Серьёзно загрязнило и северную Украину, одно время существовал риск отселения даже Киева. Даже Россию (148 км от эпицентра) задело, но по сравнению с Украиной и Белоруссией (до границы которой от АЭС вообще 7 км по прямой) Брянская и Тульская области отделались лёгким испугом. И вот все эти огромные пространства попали под наблюдение разведчиков.
В зависимости от уровней, получаемых в среднем на маршруте, разведчикам ставили дозы. Тем не менее, нередко можно было даже спустя несколько месяцев после аварии наткнуться на очень и очень высокие дозы там, где их быть не должно. При этом мерки у разведки были свои, отличающиеся от штабной карты, на которой существовало внутри тридцатикилометровой зоны три подзоны – 15 миллирентген/ч и выше, 5 миллирентген/ч и выше и 1.5 миллирентген/ч и выше. И очень многие вещи тогда узнавали на собственном опыте. Сергей Мирный, разведчик летом 1986 года в своих воспоминаниях рассказывает, что он сам и его бойцы на уровне в 1 Рентген/ч начинали чувствовать то, что считали слабым местом своего организма. Ещё существовало такое понятие, как адаптация к радиации. По словам Мирного, новоприбывших сначала на пару дней сажали на лагерные работы, дабы они привыкли, иначе был риск проявления последствий, с чем сам Мирный столкнулся. Цитирую приведённый в его книге отрывок из работы Воробьёвых П.А. и А.И. 1996 года «До и после Чернобыля: Взгляд врача»:
Остается совсем не изученным феномен, который, вероятно, никогда не наблюдался в прежних авариях. Речь идет о странном раздражении верхних дыхательных путей, желудочно-кишечного тракта у людей, которые оказались в зоне относительно близкой к аварийной станции. Там почти у всех появлялся кашель, насморк, у многих — жидкий стул без каких-либо признаков инфекции. Температура оставалась нормальной…
Поскольку все эти явления наблюдались в первые же дни приезда в зону нового человека… сразу же было отвергнуто предположение о поражении за счет внешнего облучения… Впрочем, и тогда полностью не исключалась роль местного лучевого воздействия от многочисленных короткоживущих альфа- и бета-излучателей, находившихся в газообразном состоянии.
Тогда казалась наиболее приемлемой токсическая гипотеза: предполагалось, что из кратера реактора наряду с выбросом радиоактивных веществ летели разнообразные другие соединения, совсем не обязательно радиоактивной природы. Многие жители говорили, что они чувствовали металлический привкус во рту… Потом очень быстро эти явления раздражения верхних дыхательных путей и желудочно-кишечного тракта прекратились и вопрос «закрылся» сам собой…
Сегодня уже нелегко сбрасывать со счетов версию радиоактивного поражения дыхательных путей и слизистой оболочки желудочно-кишечного тракта альфа-излучателями, мягкими гамма- и бета-излучателями в первые дни аварии. Может быть, тогдашняя «нерадиоактивная» трактовка была неверной
Поскольку все эти явления наблюдались в первые же дни приезда в зону нового человека… сразу же было отвергнуто предположение о поражении за счет внешнего облучения… Впрочем, и тогда полностью не исключалась роль местного лучевого воздействия от многочисленных короткоживущих альфа- и бета-излучателей, находившихся в газообразном состоянии.
Тогда казалась наиболее приемлемой токсическая гипотеза: предполагалось, что из кратера реактора наряду с выбросом радиоактивных веществ летели разнообразные другие соединения, совсем не обязательно радиоактивной природы. Многие жители говорили, что они чувствовали металлический привкус во рту… Потом очень быстро эти явления раздражения верхних дыхательных путей и желудочно-кишечного тракта прекратились и вопрос «закрылся» сам собой…
Сегодня уже нелегко сбрасывать со счетов версию радиоактивного поражения дыхательных путей и слизистой оболочки желудочно-кишечного тракта альфа-излучателями, мягкими гамма- и бета-излучателями в первые дни аварии. Может быть, тогдашняя «нерадиоактивная» трактовка была неверной
Разведку вели и авиаторы. У них для этого были спецвертолёты — Ми-24РХ, имевшие на борту особое оборудование, позволявшее брать пробы грунта. Кроме военных вертушек, в районе действовали и гражданские Ми-2 и Ка-26, которые в основном занимались также сбором проб грунта. Также в радиоразведке принял участие специально переоборудованные самолёты Ил-14, которые по всей Зоне летали галсами на высоте 100 метров. Использовали эти машины специалисты ВНИИ сельскохозяйственной метеорологии.
