В этот раз что-то пошло не так.
Обычно все происходило иначе: пьяная мать снова засыпает за столом в густом кухонном чаду.
- Эй. Хочешь покажу тебе свою тайную комнату? – обращается Джуна к очередному маминому кавалеру, серьезному и приличному человеку, инженеру, так что не вздумай даже показываться ему на глаза, стыдобище, как сказала мама, приведя его в дом.
На ногах приличный человек еще держится, поэтому говорит:
- Хочу.
Глаза у него мутные и красные, взгляд зачарованной коровы; нервно скользит по дочери собутыльницы, и серьезный приличный человек, инженер, хватается за протянутую Джуной руку.
- Осторожно, ступеньки, - предупреждает она и открывает дверь в подвал.
В подвале Джуна с приличным человеком занимается тем, что, как она считает, оправдывает ее существование и облагораживает дух. В подвале Джуна узнает много нового и интересного, а приличный человек наслаждается полудремой чистого тримеперидина, который Джуна вежливо попросила у другого приличного человека, доктора медицины, который как-то раз засыпал вместе с мамой за столом в густом кухонном чаду.
Здесь есть много любопытных вещей, но ни один приличный человек еще не успел рассмотреть их как следует. На стенах в подвале висит много рисунков и схем. Их Джуна рисовала сама. Приличные люди никогда не отказывали ей в помощи при создании таких рисунков, хотя это было скорее как-то связано с тримеперидином.
Самый большой рисунок занимал целую стену. Если бы хоть один приличный человек успел разобраться в назначении подвала, он бы заметил, что на чудовищных размеров картоне намечена карта. И возможно, особенно серьезный и особенно приличный человек даже догадался бы, что это карта человеческого разума.
Джуне очень не нравилось, что на ее карте слишком много белых пятен, и маминых кавалеров она ждала с тем же трепетом, что и мама.
Благо, новых та приводила чуть ли не каждую неделю.
Но в этот раз что-то пошло не так.
Пьяная мать снова спала за столом в кухонном чаду.
- Эй. Хочешь покажу тебе свою тайную комнату? – обратилась Джуна к очередному маминому кавалеру, пропившему печень и жизнь человеку, бывшему альтисту, нынешнему алкоголику, так что делай, что хочешь, как сказала мама, приведя его в дом.
На ногах пропивший печень и жизнь человек уже не держался, и сказал:
- Твоя мать в говно. Помоги уложить ее в кровать.
Глаза у него были влажные и ясные. Глядел как упрекающий родитель прямо в глаза дочери собутыльницы.
Пропивший печень и жизнь человек, уложив храпящую мать в постель и укрыв, у порога дома сказал:
- Следи за своей мамой. Утром дай ей рассол. Ушел.
- Жаль, что тебя не будет на моей карте, - сказала Джуна, закрыв дверь.
