"Бездомные жрец и ребенок странствуют по миру, потому что это так романтично.
..И мне придется внести немного реализма.
Ребенок – прелестное исчадие ада лет пяти – воняет. Будь вы приличным образованным гражданином, вы бы с легкостью различили запахи несвежей рыбы в волосах, скомканной каши в сальных складках одежды, вспотевших пяток в сырых носках, а также – более сложноразличимые ароматы, для ценителей – перца, кориандра, мокрой бумаги, ржавого металла, дождевых червей и несвежей паутины. Будь вы приличным, праведно возмущенным гражданином, вы бы непременно свернули шею в остром желании обнаружить источник запахов и, в конце концов, ваш взгляд остановился бы на этом белокуром черномордом уродце с распухшим нахмуренным лбом.
Уродец посмотрел бы на вас, как на дерьмо. Вероятно, потому что вы слишком чисто одеты и явно спешите отужинать после долгого рабочего дня.
Жрец же, наученный дисциплине и порядку Там Откуда Он Вообще Вылез В Свет, старался мыться настолько часто, насколько ему позволяли обстоятельства. Позволяли они немного. Порой, приходилось здорово задерживать очередь в туалете очередного попутного паба. В эти моменты жреческая невозмутимость покидала благородные черты лица, и жрец, изгибаясь так и сяк над раковиной, мучился, хрустел уставшими костями и всяко омывался.
- Твоя очередь, - тихо бросал он ребенку, освобождая комнату. И в лучшем случае дьяволенок шипел в ответ что-то невразумительное. Чаще – просто продолжал обыгрывать бармена в покер, не удостаивая отеческое занудство вниманием.
Как жрец ни пытался привить дитю все то, что прививали в свое время ему; как ни ломал он голову над пропорциями эликсира из кнута и пряника – девочка оставалась обозленной и дикой.
Что ничуть не огорчало жреца. Его мистическое спокойствие могло бы выдержать еще с десяток таких спиногрызов, а то и целых два. Но ребенок не сдается – с каждым днем ее дьявольский ум становился все холоднее и изворотливее, чем угрожал пробить вожделенную брешь в невозмутимости опекуна.
И разве что по ночам, в очередной подворотне (под попой обязательно картон, под головой - сумка) прижималась во сне к опекуну, впиваясь нестриженными ногтями в грубую кожу, бормоча что-то про маму, звезды и медовые гренки. И это, кажись, уже не столько суровая реальность, сколько романтически лирическое проявление трепетной души бога-художника, хехе.
..Может, именно ко мне обращается жрец в своих медитациях? Стоит прислушаться. К молитвам девицы прислушиваться не буду точно - представляю, сколько мата польется в мой адрес".
..И мне придется внести немного реализма.
Ребенок – прелестное исчадие ада лет пяти – воняет. Будь вы приличным образованным гражданином, вы бы с легкостью различили запахи несвежей рыбы в волосах, скомканной каши в сальных складках одежды, вспотевших пяток в сырых носках, а также – более сложноразличимые ароматы, для ценителей – перца, кориандра, мокрой бумаги, ржавого металла, дождевых червей и несвежей паутины. Будь вы приличным, праведно возмущенным гражданином, вы бы непременно свернули шею в остром желании обнаружить источник запахов и, в конце концов, ваш взгляд остановился бы на этом белокуром черномордом уродце с распухшим нахмуренным лбом.
Уродец посмотрел бы на вас, как на дерьмо. Вероятно, потому что вы слишком чисто одеты и явно спешите отужинать после долгого рабочего дня.
Жрец же, наученный дисциплине и порядку Там Откуда Он Вообще Вылез В Свет, старался мыться настолько часто, насколько ему позволяли обстоятельства. Позволяли они немного. Порой, приходилось здорово задерживать очередь в туалете очередного попутного паба. В эти моменты жреческая невозмутимость покидала благородные черты лица, и жрец, изгибаясь так и сяк над раковиной, мучился, хрустел уставшими костями и всяко омывался.
- Твоя очередь, - тихо бросал он ребенку, освобождая комнату. И в лучшем случае дьяволенок шипел в ответ что-то невразумительное. Чаще – просто продолжал обыгрывать бармена в покер, не удостаивая отеческое занудство вниманием.
Как жрец ни пытался привить дитю все то, что прививали в свое время ему; как ни ломал он голову над пропорциями эликсира из кнута и пряника – девочка оставалась обозленной и дикой.
Что ничуть не огорчало жреца. Его мистическое спокойствие могло бы выдержать еще с десяток таких спиногрызов, а то и целых два. Но ребенок не сдается – с каждым днем ее дьявольский ум становился все холоднее и изворотливее, чем угрожал пробить вожделенную брешь в невозмутимости опекуна.
И разве что по ночам, в очередной подворотне (под попой обязательно картон, под головой - сумка) прижималась во сне к опекуну, впиваясь нестриженными ногтями в грубую кожу, бормоча что-то про маму, звезды и медовые гренки. И это, кажись, уже не столько суровая реальность, сколько романтически лирическое проявление трепетной души бога-художника, хехе.
..Может, именно ко мне обращается жрец в своих медитациях? Стоит прислушаться. К молитвам девицы прислушиваться не буду точно - представляю, сколько мата польется в мой адрес".