Высеки меня или вылечи,а лучше выучи своему языку.
В поездах босоногим попутчикам верхняя полка.
Ну так снова соври как ходил по воде и хлебами насытил толпу,
Я совру, что в стаканах не чай, а палёная водка.
Ты соврешь про Голгофу, про крест, про калек и слепых,
Я совру, что сегодня не думал о смерти и боли.
Ты соврешь, что воскрес, я совру, что живей всех живых.
Беспокойная ночь для двух странствующих алкоголиков.
Во всех новостройках однажды проявятся старые трещины.
Под твоими ногами на пальцах босых будут голые женщины
Ходить и курить, смотреть с балкона на улицу,
Все конечно изменится, да... все изменится... сбудется...
Сверху будут слышны вопли отпрысков, стоны родителей,
Ты сбежал бы давно, но проблемы идут по накопительной.
И у этой системы лояльности есть свои прелести,
Этот город давно бы тебя...
Но твои позубастей челюсти.
Я родился в мире без Бога. С кем только не сравнивали этого несчастного старика на моей памяти, но наиболее часто ему приписывали образ грязного сутенера, который ,подсчитав дебет с кредитом, внезапно осознал, что одна из его лучших шлюх перестала приносить былую прибыль. Приняв молниеносное решение не тащить лишний груз за собой, он собрал манатки, трахнул напоследок разработанное годами мягкое очко и ,поцеловав милое, но давно увядшее личико, сделал ноги.
С Пэм я познакомился на свалке. Не спрашивайте меня, что я делал на свалке. Вообще никогда не спрашивайте у человека, что он делал на свалке. Ответ всегда один - он что-то там искал. Пэм оказалась очень милой и тихой. Её робость притягивала, как магнит и жутко хотелось её согреть. Она молчала. В её руках был какой-то предмет. Мы сидели, найдя укромный уголок среди остатков человеческого рукоприкладства. Что-то серое и бесформенное моросило на наши плечи.
- Ты готов?
- Да.
-Держи.
Пэм протянула мне в руки коробку. Внутри коробки была кнопка. Красная. Я поцеловал в уголок дрожащие, теплые губы последнего президента. Вспышка вызарила всю видимую округу. Бог был прав. Надо съебывать.
