- Лена, хватит мне талдычить одно и то же! Ты пьяна! Закрой рот и просто пошли домой.

- А ты не пиз… Ик-ик. Влэаттолфг! Понял?! – звуки струганины нарушают тишину ночной улицы.

Тащишь Лену. Она твоя бывшая. Плюс еще и одноклассница. Сегодня вот пятнадцать лет как ты окончил школу. Встреча одноклассников прошла на ура – ты трезв, а Лена, которая единственная, с кем хоть о чем-то можно поговорить, как всегда в говно.

Ты не видел её лет десять, если не больше. Смотришь на эту пьяную ненатуральную блондинку и думаешь, что пьяной ей идёт. Смеешься сам со своих мыслей.

На улице недавно пролил дождь. В воздухе повис запах мокрого асфальта. Улица безлюдна, хоть и находится почти в самом центре города. Одинокие светофоры вяло мигают желтым светом, давая понять, что и они порядком устали.

Лена хочет присесть на лавочку, но ты душой и телом противишься желаниям пьяной бабы, так как следующим её желанием будет уснуть на этой самой скамейке. Так уже происходило. На прошлой встрече одноклассников. Ты продежурил возле Лены всю ночь, переживая, чтобы какие-нибудь ублюдки не ограбили её. Лена себе дрыхла, а ты пялился на звезды. Сегодня тебе этого не хотелось – не было звезд.
- Какой ты противный, Степанов. Слов, бляха, нет. Вот всегда таким был. И бросила я тебя из-за этого. И бабу ты себе всё никак не найдешь, – Лена вышла из-за кустов, где только что опять рыгала.
Ты ничего не говоришь. Лена это повторяет после каждых своих срочных остановок. Видимо, после таких сеансов ей тут же отшибает память. Она берет тебя под руку, и вы продолжаете свой неспешный крестовый поход к ее дому. Живет она недалеко. Так что терпеть уже осталось недолго.

- Степанов, я тебя прошу, давай хоть вон на тот забор присядем. Достал уже. Не усну я.

- Слушай, Лен, вот какого хрена ты столько пьёшь? Нажираешься как свинья постоянно. Не надоело тебе?

- Вот что ты заладил, а? Нажираешься… Ни черта ты меня не знаешь, Степанов!

- Так просвети! Хотя куда там просвети, – понимаешь, что для Лены связывание слов в предложения это уже подвиг.
Ты таки поддаешься на её уговоры, и вы садитесь на низенький, по колени забор, который опоясывает школу.

- Помнишь школу? Ик… Ты не смотри на меня, что я пьяная. Всё я помню, Степанов. И мальчишку того помню. Как ты спас его…

- Послушай, не место сейчас, и не … - стараешься уйти от этой темы.

- Это ты послушай. Ик… Подожди немного. С мыслями соберусь, – Ленка хватает себя за голову обеими руками. – Вот тогда тебя и полюбила, – говорит она немного погодя. - Зря, как показало время. Нет, ты конечно мужик, что надо и секс у нас был отличным, но Степанов… Как ты живешь с этим, чёрт возьми?
Лена молчит несколько минут.

- Этот город… Ну не могу я здесь. Меня прямо накрывает от тех воспоминаний. Это же здесь случилось. Недалеко. Правда?
Ты киваешь в ответ…

Пятнадцать лет назад мы с Ленкой вот также возвращались поздно домой. Только подруга моя так не бухала, а я был в нее по уши влюблен. Домой нам не хотелось. Было немного за полночь, и мы решили посидеть во дворе школы. Перешагнув забор, на котором теперь, спустя время сидели, было решено уйти за здание школы. Там располагался уютный школьный стадион. Чем еще заниматься в таких вот местах? Мы целовались. Ленка, зараза, оставила после разрыва со мной непередаваемые ощущения поцелуя. У меня было много женщин, но таких поцелуев не было ни с одной из них. Зараза, говорю же. Мы не трахались во всех возможных местах. Мы были другими. Из другого поколения. И ценности у нас были немного иными. Это было время, когда я по-настоящему мог любить. Думаю, первая любовь оттого и запоминается на всю жизнь. Она как бы без примесей задних мыслей - просто любишь, просто хочешь постоянно быть рядом, все просто, но в то же время неимоверно сложно. Об этом «сложно» ты понимаешь со временем, когда вернуть чистое чувство уже невозможно. Оттого мы и остались друзьями с Леной, несмотря на все ссоры и недопонимания. Между нами навсегда останется то, что мы испытали впервые, а потом утратили навсегда.

- Ты слышал? - спросила меня Лена, когда мы прервались в своих поцелуйных упражнениях.

Тихий всхлип был еле слышен. Кто-то определенно плакал недалеко от нас.

- Саш, нужно посмотреть, - сказала моя подруга.
Тогда я еще был просто Саша, а не Степанов.
- Да, конечно, - ответил я.

- Подожди, самого я тебя никуда не отпущу. Вместе пойдем.
Мы находились на самых верхних скамейках трибуны стадиона и по мере спуска вниз все отчетливей слышали, как кто-то всхлипывает.
Он сидел возле угла футбольного поля. Прямо на том месте, откуда подают угловые. Мальчик в белой майке и темных шортах, с какой-то травой в руке. Подойдя ближе, мы заметили темные волосы, аккуратно причесанные назад. Он сидел спиной к нам.

- Эй, - сказал я ему. - С тобой все в порядке?

Он вздрогнул от неожиданности, и резко обернулся в нашу сторону, приподнявшись на ноги.

- Не бойся, - продолжал я. - Ничего плохого мы тебе не сделаем. Просто мы услышали твой плач, и решили выяснить, все ли у тебя в порядке.

Он стоял и как будто пытался понять, не врем ли мы. Поле освещалось, и я разглядел веснушчатое лицо и большие глаза. Лицо, вернее щеки, были все в разводах. Он часто утирал нос.

- Я просто хотел побыть один.

- Извини нас, мы не хотели тебе мешать. Просто хотим выяснить, все ли в порядке и не нужна ли наша помощь, - сказала Лена.

- Помощь? Нужна. Только вряд ли вы мне поможете. Никто не поможет.

Мы переглянулись.

- Давай все же мы сами решим, в наших ли это силах, - сказал я, подходя ближе. - Выкладывай, что там у тебя.

Я и за мной Лена подошли к нему ближе. Он также сел на траву, в то же положение, в котором мы его встретили. Последовав его примеру, мы расположились напротив. Вышло что-то наподобие треугольника, где вершиной был странный одинокий мальчик с большими заплаканными глазами и испачканным лицом.

- Ну давай выкладывай, что там у тебя стряслось? Кстати, тебя как зовут?

- Мое имя Жак.

- Жак? - удивилась Лена. Имя нетипичное для наших мест. - У тебя красивое имя, Жак. Приятно с тобой познакомиться. Я Лена, а это Саша.

Я кивнул ему.

- Вы пара? - спросил он.

Мы переглянулись и улыбнулись друг другу.

- Да, так и есть, - ответил я.

- Это очень заметно, - сказал он, шмыгнув носом. - Я всегда вижу такое. Очень приятно такое видеть. Спасибо, что пытаетесь помочь мне, только вряд ли у вас что-то выйдет. И я думаю..., - он приподнялся и оглядел местность вокруг, - думаю, вам может грозить опасность. Поэтому лучше бы вам уйти отсюда.

- Опасность? - спросил я. - За тобой кто-то следит?

- Возможно. Я точно не знаю. Могу лишь предполагать.

- Это кто-то из твоих родных? - поинтересовалась Лена.

Он ничего не ответил. Промолчал.
- Хорошо... - попытался я еще раз. - Ты можешь рассказать, в чем дело? Как будто мы твои друзья, и тебе больше не к кому обратиться. Я всегда так поступаю. Когда моим вопросам не хватает правильных ответов, то я ищу эти ответы у друзей. Они, конечно, не всегда мне помогают своими советами, но так ты позволяешь сам себе взглянуть на ситуацию со стороны, глазами других людей.

Он сомневался, но, видимо, я сумел зацепить нужные струны, только Жак всё еще молчал.
- Послушай, Жак...- вмешалась Лена. - Ты говоришь загадками. Что с тобой произошло? Где твои родители? И почему ты здесь один глубокой ночью? Разве ты не понимаешь, что здесь опасно находиться в такое время?

- Опасно? Нет. Просто есть уговор и я должен его выполнить. Они скоро будут здесь. Вам нужно уходить.
- Кто они? Скажешь ты, наконец? - спросил я.

- Отниматели. Кто они - я точно не знаю.

- Отни... Кто? - переспросила Ленка

- Отниматели,- повторил Жак, начав свой рассказ. – С самого раннего детства мне постоянно снится один и тот же сон. Будто бы я стою на кассе в магазине, и продавец мне каждый раз показывает цену. Цифра неизменно уменьшалась с каждым последующим сном. Перед случившимся мне продавец показала единицу. Во сне я постоянно роюсь в карманах и понимаю, что денег у меня нет, но еще больше я удивляюсь тому, что мне неизвестно какой товар я покупаю.

Сон с единицей приснился мне накануне случившегося. Я был в деревне, со своим старшим братом Мишей. В тот день мы с самого утра собрались на рыбалку. Предстояло проехать около десяти километров, к озерцу на дне глубокого оврага, поэтому проснулись мы пораньше и выехали около половины пятого утра. Велосипед у нас был один. Я сидел сзади на багажнике, а Миша, как старший и более сильный, крутил педали. Мы часто ездили к этому месту, но каждый раз на спуске в овраг я спрыгивал с багажника и мой брат спускался вниз один. В этот раз он решил спускаться вдвоем. Это и стало роковой ошибкой. Хлипкие тормоза на стареньком велосипеде не выдержали вес еще одного, пусть и маленького человека, и мы на огромной скорости перевернулись. Я очень сильно ударился спиной и локтем, а Мише повезло гораздо меньше. Он перелетел через руль и ударился головой о землю. Потерял сознание. Я испугался, но все же сориентировался и пошел за помощью к озеру. Там, к счастью, рыбачил наш старый знакомый дядя Паша, вот он и отвез Мишу в ближайшую больницу. Мой брат не пришел в себя. Тяжелейшая черепно-мозговая травма. Кома...

Мои родители… Они чахли на глазах. Отец еще кое-как держался, но мама... Я винил себя. Глупо, наверное, но ведь я мог бы и спрыгнуть. Убедить брата не делать этого. Я понимал, что сделать ничего не могу. Так длилось около недели, пока в одном из супермаркетов я не встретил ту же женщину-продавца, что и в своем сне. Конечно, никаких цифр она мне не показывала, но я решил, что это знак. Я подошел к ней в конце смены и рассказал всю историю. Она, немного подумав, сказала, что сможет мне помочь. Сказала, что не зря приснилась мне. Я воспрял духом. Мы встретились на следующий же день, и она рассказала мне об отнимателях. Это такие сущности. На вид вроде и человек, только таковым не является. Они могут оперировать отпущенным временем человека.

- То есть как это? - спросила Ленка.
- Моему брату отпущено только пятнадцать лет. Мне шестьдесят один. Сейчас мне одиннадцать. Значит, остается пятьдесят. Я могу отдать часть своего времени ему.
- И сколько же ты решил отдать? - спросил я.
- Двадцать три ему и двадцать семь оставить себе. Таким образом, мы доживем до 38 лет оба. Не густо, но если бы у вас была такая возможность, разве вы бы по-другому поступили?

Мы молчали.
- Вот и я о том же, - продолжил Жак. - Женщина из супермаркета сказала, что отнимателей можно встретить после полуночи в любом углу. Только они должны узнать тебя, нужна метка. Она дала мне ветку папоротника. Сказала, что нужно просто стоять в любом углу, хоть нарисованном, а те, кто мне нужны, сами меня найдут. Вот я и здесь. Я люблю футбол и сел прямо на месте, где подают угловые.
- Так вот значит, что это за трава, - сказала Лена. - Думается мне Жак, что обманули тебя. Ты платил что-то...

Ленка не договорила. Мы услышали шум за своей спиной, шум колёс и шаркающих ног. Потом из тени навстречу нам выехал самокат, на нем девочка не больше десяти лет отроду, светловолосая с косичками по бокам в белоснежном сарафане. Мы втроем приподнялись. Девочка не обращала на нас двоих никакого внимания. Ее целью явно был Жак. Она остановила свой самокат в шаге от меня и, обращаясь к Жаку, спросила:

- Сколько лет ты готов отдать своему брату Мише?

- Двадцать три, - ответил Жак волнуясь.

- Плату принес?

- Плату? - удивился наш знакомый.

Я догадался и кивнул ему на ветку папоротника в руке.

- Вот, - он протянул его девочке.

Она взяла ветку и сказала:

- Протяни свою руку.

Жак неуверенно стал протягивать руку, но потом вдруг отдёрнул и спросил:

- Я жертвую свои годы не для того, чтобы мой брат оставался овощем. Он должен будет поправиться.
Девочку, казалось, совсем не смутил такой вопрос, она просто сказала:

- Плату. Ветка папоротника здесь не поможет.

- А что поможет?

- Ты отдаешь брату двадцать три года. Думаю, справедливой будет цена в десять дополнительных лет.

- Десять?! - воскликнул я. - Но ведь, что останется у него? Ведь он умрет на десять лет раньше своего брата.

- Разговор не о вас. Или, быть может, вы хотите помочь? - она прищурила глаза, уставившись на меня. – Так-так… Девяносто два года... Что ж, могли бы и поделиться десяточком.

Она издевательски улыбалась. Жак стоял и перепуганными глазами и смотрел на меня. Ленка молчала, видимо, никак не могла поверить в происходящее. Наглая девчонка сверлила меня глазами. Но я верил. Не знаю почему, но я верил каждому слову этого отчаявшегося мальчишки, и мне хотелось помочь ему.

- Бери. Черт с тобой!

- Со мной, со мной, это уж ты не сомневайся, Сашочек.

От такого тона меня всего передёрнуло.

- Руки сюда! Оба, - скомандовала наглая чертовка. – Думаете, вы у меня одни такие отчаявшиеся?

- Саш... - только и успела промолвить Ленка, но было уже поздно.

Было такое чувство, что из меня выкачали тонну энергии. Я очнулся от того, что Ленка со всего размаху била меня по щекам. Она плакала. Немного придя в себя, мы, затем, растормошили Жака. Бедняга был полностью обессилен. Мы провели его домой. Он всю дорогу горячо благодарил меня. Мы обменялись телефонами, и утром я узнал, что его брат очень быстро пошел на поправку. Мы часто встречались после того случая. Они уехали в другую страну, но связь не прервалась. На каждый свой день рождения я всегда получаю от них открытку...

- Как ты живешь с этим, Степанов? - повторила свой вопрос Ленка. - Десять лет... Знаешь, когда понимаешь, что это много?

Она посмотрела на меня помутневшими глазами:

- Когда тебе остается не больше пятнадцати.

Лена вновь закрыла лицо руками.

- Что? О чем ты? - спросил я.

- Я... Я тогда хотела отдать тебе утраченное. Боже, как же я этого хотела. Но я не смогла. Понимаешь? Я встретила ту наглую девчонку на том же поле месяц спустя. Не могла я спокойно жить, зная, что ты вот просто отдал незнакомому человеку десять лет. А ты... Я тебе всегда завидовала, Саша. За столько лет ты ни разу не пожаловался, ни разу ни в чем не упрекнул этого мальчишку...

И вот стою я перед ней, а она и говорит, что отдавать мне нечего и умру я в тридцать три. Это был шок. И страх… Мне все кажется, что если бы на моем месте был ты, то ты бы и глазом не моргнул - отдал бы мне утраченные годы. А я... Ненавижу себя за это. А тебя… Тебя люблю всю свою жизнь. Правда, как видишь, признаться в этом могу только в таком вот невменяемом состоянии.

Лена расплакалась.
- Я тоже люблю... Тише...

Я обнял ее и поцеловал в лоб. Мы долго стояли так. Долго. А следующей ночью я был на стадионе с веткой папоротника в руках...