Обитатели поездов
Не хватает ещё наглой толстой тётки требующей чтобы ей уступили нижнее место, потому что наверх залезать ей тяжело
04.08.2019, 15:06
Я бы уступил. Спать и без того трудно, но когда над тобой, на шаткой конструкции лежит огромная туша... Ну нахер.
А разницу стоимости билетов в 1.5-2 раза она компенсировать, разумеется не собирается
Там ещё и цена разная? В любом случае, я бы ехал сверху, чтобы не доёбывали всякие, лег и лежишь.
Один хуй доебут. С тобой или на соседних местах будут ехать визжащие дети, без остановки пердящие бабки, мужики с инфернально воняющими носками и всем остальным, синяки блюющие во все стороны и лезущие к тебе подраться, дембеля орущие свои уебанские дембельские песни + все скилы обычных синяков и хуй знает ещё какая нечисть. Плацкарт это лотерея не на жизнь а на смерть
Как работавший поездным электромехаником - заявляю: нечисти там водится куда больше.
То есть, электромеханики - это ведьмаки?
Это шаманы. Ведьмаки - начальники поезда.
Тоже мне удовольствие - яички кушать.
купе сюда тоже входит.
По моему опыту - если не едешь в СВ то лучше уж брать плацкарт (конечно если засыпаешь без проблем).
А все потому что я много раз стоял пол ночи в тамбуре потому что в купе жара/невыносимый запах . Ведь в вагоне в двух купе не открываются окна. В плацкарте хоть нет закрытых помещений и там хоть как то воздух циркулирует. КОнечно. Можно ехать в вагоне с кондеем. Но вот мне как то раз не повезло. Или запах лекарств/еды. А один раз ехал с какими то религиозными людьми. Так те завоняли все купе какойто хуйней и пришлось звать проводника.
По моему опыту - если не едешь в СВ то лучше уж брать плацкарт (конечно если засыпаешь без проблем).
А все потому что я много раз стоял пол ночи в тамбуре потому что в купе жара/невыносимый запах . Ведь в вагоне в двух купе не открываются окна. В плацкарте хоть нет закрытых помещений и там хоть как то воздух циркулирует. КОнечно. Можно ехать в вагоне с кондеем. Но вот мне как то раз не повезло. Или запах лекарств/еды. А один раз ехал с какими то религиозными людьми. Так те завоняли все купе какойто хуйней и пришлось звать проводника.
Можно еще встретить тех кто с домашним ножом лезвие которого завернуто в газету. По поводу ножа вспомнил случай когда один парень сначала покрошил колбасу в дошик, а после этого супа, еще закусил пюре с бутерами.
В определенные месяцы можно встретить компании вахтовиков, будущих срочников с сопровождающими, иногда заочников (этих так просто не определишь, если не решишь с ними поговорить).
Крайне редко можно встретить умеющих в гитару и взявших ее с собой.
Раскрепощенных тян не разу не встречал, но лет пятнадцать назад встретил 30-юю сектантку, и она помнится затирала про то что мультики грех, что когда раскроются врата Эдема то всем воздаться по заслугам и остальную ересь. Заткнуть ее не получалось, так как я был еще бесправной мелочью и она мои просьбы тупа игнорила. Как я понял их группа по интересам была и не православная и не католическая, а секта какая-то.
В определенные месяцы можно встретить компании вахтовиков, будущих срочников с сопровождающими, иногда заочников (этих так просто не определишь, если не решишь с ними поговорить).
Крайне редко можно встретить умеющих в гитару и взявших ее с собой.
Раскрепощенных тян не разу не встречал, но лет пятнадцать назад встретил 30-юю сектантку, и она помнится затирала про то что мультики грех, что когда раскроются врата Эдема то всем воздаться по заслугам и остальную ересь. Заткнуть ее не получалось, так как я был еще бесправной мелочью и она мои просьбы тупа игнорила. Как я понял их группа по интересам была и не православная и не католическая, а секта какая-то.
так что там про гигантские сиськи ночью в пустом купе?
Он потрогал, а она не проснулась - значит дала.
пфф. слишком просто.
Чет сразу вспомнил
С той минуты, когда гражданин вступает в полосу отчуждения, которую он по-дилетантски называет вокзалом или станцией, жизнь его резко меняется. Сейчас же к нему подскакивают Ермаки Тимофеевичи в белых передниках с никелированными бляхами на сердце[53] и услужливо подхватывают багаж. С этой минуты гражданин уже не принадлежит самому себе. Он — пассажир и начинает исполнять все обязанности пассажира. Обязанности эти многосложны, но приятны.
Пассажир очень много ест. Простые смертные по ночам не едят, но пассажир ест и ночью. Ест он жареного цыпленка, который для него дорог, крутые яйца, вредные для желудка, и маслины. Когда поезд прорезает стрелку, на полках бряцают многочисленные чайники и подпрыгивают завернутые в газетные кульки цыплята, лишенные ножек, с корнем вырванных пассажирами. Но пассажиры ничего этого не замечают. Они рассказывают анекдоты. Регулярно, через каждые три минуты, весь вагон надсаживается от смеха. Затем наступает тишина, и бархатный голос докладывает следующий анекдот:
«Умирает старый еврей.[54] Тут жена стоит, дети.
— А Моня здесь? — еврей спрашивает еле-еле.
— Здесь.
— А тетя Брана пришла?
— Пришла.
— А где бабушка, я ее не вижу?
— Вот она стоит.
— А Исак?
— Исак тут.
— А дети?
— Вот все дети.
— Кто же в лавке остался?!»
Сию же секунду чайники начинают бряцать и цыплята летают на верхних полках, потревоженные громовым смехом. Но пассажиры этого не замечают. У каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди. Новый исполнитель, толкая локтями соседей и умоляюще крича: «А вот мне рассказывали», — с трудом завладевает вниманием и начинает:
«Один еврей приходит домой и ложится спать рядом со своей женой. Вдруг он слышит, под кроватью кто-то скребется. Еврей опустил под кровать руку и спрашивает:
— Это ты, Джек?
А Джек лизнул руку и отвечает:
— Это я!»
Пассажиры умирают от смеха, темная ночь закрывает поля, из паровозной трубы вылетают вертлявые искры, и тонкие семафоры в светящихся зеленых очках щепетильно проносятся мимо, глядя поверх поезда.
Интересная штука полоса отчуждения! Во все концы страны бегут длинные тяжелые поезда дальнего следования. Всюду открыта дорога. Везде горит зеленый огонь — путь свободен. Полярный экспресс подымается к Мурманску. Согнувшись и сгорбясь на стрелке, с Курского вокзала выскакивает «Первый-К», прокладывая путь на Тифлис. Дальневосточный курьер огибает Байкал, полным ходом приближаясь к Тихому океану.
Муза дальних странствий манит человека. Уже вырвала она отца Федора из тихой уездной обители и бросила невесть в какую губернию. Уже и делопроизводитель загса, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, потревожен в самом нутре своем и задумал черт знает что такое.
Носит людей по стране. Один за десять тысяч километров от места службы находит себе сияющую невесту. Другой, в погоне за сокровищами, бросает почтово-телеграфное отделение и, как школьник, бежит на Алдан.[55] А третий так и сидит себе дома, любовно поглаживая созревшую грыжу и читая сочинения графа Салиаса,[56] купленные вместо рубля за пять копеек.
С той минуты, когда гражданин вступает в полосу отчуждения, которую он по-дилетантски называет вокзалом или станцией, жизнь его резко меняется. Сейчас же к нему подскакивают Ермаки Тимофеевичи в белых передниках с никелированными бляхами на сердце[53] и услужливо подхватывают багаж. С этой минуты гражданин уже не принадлежит самому себе. Он — пассажир и начинает исполнять все обязанности пассажира. Обязанности эти многосложны, но приятны.
Пассажир очень много ест. Простые смертные по ночам не едят, но пассажир ест и ночью. Ест он жареного цыпленка, который для него дорог, крутые яйца, вредные для желудка, и маслины. Когда поезд прорезает стрелку, на полках бряцают многочисленные чайники и подпрыгивают завернутые в газетные кульки цыплята, лишенные ножек, с корнем вырванных пассажирами. Но пассажиры ничего этого не замечают. Они рассказывают анекдоты. Регулярно, через каждые три минуты, весь вагон надсаживается от смеха. Затем наступает тишина, и бархатный голос докладывает следующий анекдот:
«Умирает старый еврей.[54] Тут жена стоит, дети.
— А Моня здесь? — еврей спрашивает еле-еле.
— Здесь.
— А тетя Брана пришла?
— Пришла.
— А где бабушка, я ее не вижу?
— Вот она стоит.
— А Исак?
— Исак тут.
— А дети?
— Вот все дети.
— Кто же в лавке остался?!»
Сию же секунду чайники начинают бряцать и цыплята летают на верхних полках, потревоженные громовым смехом. Но пассажиры этого не замечают. У каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди. Новый исполнитель, толкая локтями соседей и умоляюще крича: «А вот мне рассказывали», — с трудом завладевает вниманием и начинает:
«Один еврей приходит домой и ложится спать рядом со своей женой. Вдруг он слышит, под кроватью кто-то скребется. Еврей опустил под кровать руку и спрашивает:
— Это ты, Джек?
А Джек лизнул руку и отвечает:
— Это я!»
Пассажиры умирают от смеха, темная ночь закрывает поля, из паровозной трубы вылетают вертлявые искры, и тонкие семафоры в светящихся зеленых очках щепетильно проносятся мимо, глядя поверх поезда.
Интересная штука полоса отчуждения! Во все концы страны бегут длинные тяжелые поезда дальнего следования. Всюду открыта дорога. Везде горит зеленый огонь — путь свободен. Полярный экспресс подымается к Мурманску. Согнувшись и сгорбясь на стрелке, с Курского вокзала выскакивает «Первый-К», прокладывая путь на Тифлис. Дальневосточный курьер огибает Байкал, полным ходом приближаясь к Тихому океану.
Муза дальних странствий манит человека. Уже вырвала она отца Федора из тихой уездной обители и бросила невесть в какую губернию. Уже и делопроизводитель загса, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, потревожен в самом нутре своем и задумал черт знает что такое.
Носит людей по стране. Один за десять тысяч километров от места службы находит себе сияющую невесту. Другой, в погоне за сокровищами, бросает почтово-телеграфное отделение и, как школьник, бежит на Алдан.[55] А третий так и сидит себе дома, любовно поглаживая созревшую грыжу и читая сочинения графа Салиаса,[56] купленные вместо рубля за пять копеек.
проводница секси. но почему-то описание читал под музыку голубого банщика...
К слову, всех железнодорожников - с Днём железных дорожников!
Все мы знаем как выглядит машинист на самом деле
